— Послушайте, мисс, может, забудем это все? Давайте так: я вас выпущу, а вы меня не тронете. Идет?
— Ну уж, дудки, — отрезала Илит.
— Почему? Чего вы хотите?
— Возмещения за моральный ущерб, — сказала Илит. — Ты так легко не отделаешься, Уэстфолл.
— А что вы сделаете, если я вас выпущу?
— Еще не решила.
— Но ведь вы меня не убьете?
— Могу и убить. Это был тупик.
Пьетро Аретино немало удивился, когда в тот день 1524 года открыл дверь своего венецианского дома и увидел на пороге огненно-рыжего демона. Впрочем, нельзя сказать, чтобы он изумился — Аретино взял себе за правило ничему не изумляться.
Он был высок ростом, открытый лоб обрамляли такие же рыжие, как у Аззи, локоны. В том месяце ему исполнялось тридцать два, и всю свою сознательную жизнь он зарабатывал сочинительством. Его стихи, утонченные по форме и крайне разнузданные по содержанию, цитировались и распевались во всех уголках Европы.
Аретино вполне сносно существовал на дорогие подношения от королей, вельмож и прелатов, напуганных его язвительным острословием. «Умоляю, примите этот золотой поднос, милейший Аретино, и любезно обойдите меня вниманием в следующей вашей публикации».
Когда в дверь постучали, Аретино ждал услышать нечто подобное. Он сам открыл дверь, потому что с утра отпустил слугу к родным. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять — перед ним не земной посланец. Нет, этот узколицый ясноглазый юноша явно из тех потусторонних созданий, о которых Аретино слышал, но которых ни разу не встречал.
— Добрый вечер, сударь, — вежливо поздоровался Аретино, решив не грубить незнакомцу, пока во всем не разберется. — У вас ко мне дело? Мне кажется, я вас прежде не видел.
— Нам не доводилось встречаться, — кивнул Аззи. — Однако мне кажется, я знаю божественного Аретино по искрометной мудрости его стихов, в которых сквозь смех явственно просвечивает здравость нравственных суждений.
— Очень любезно с вашей стороны, сударь, — молвил Аретино, — хотя многие считают, что в моих строках нравственность и не ночевала.
— Они слепы, — отвечал Аззи. — Смеясь над человеческим лицемерием, вы, дорогой маэстро, неизменно воспеваете то, что попы слишком охотно отметают.
— Вы, сударь, дерзновенно защищаете то, что люди обыкновенно почитают дурным.
— И все же люди совершают семь смертных грехов куда охотнее, нежели стремятся к добродетели. Даже праздности они предаются более ревностно, чем служению высоким идеалам благочестия.
— Сударь, — сказал Аретино, — наши суждения совпадают. Но не будем уподобляться болтливым старухам и судачить на пороге. Войдите в мой дом и позвольте налить вам превосходного вина, я недавно привез его из Тосканы.
