На Россию домой, к отцу-матери родной.
К отцу-матери домой, ко женушке молодой,
Ко женушке моло-о-до-ой…
Второй песне Толя не подыгрывал, ее спели без аккомпанемента. Потом пели шутливые песни, где уж вели дочери, а не мать. Например, подражая церковным распевам, вспомнили комсомольскую самодеятельную тридцатых годов:
Отец благочинный пропил нож перочинный —
Расточительно, расточительно, расточитель-но-о-о…
Поп Макарий ехал на кобыле карей, упал в грязь харей —
Омерзительно, омерзительно, омерзительно-о-о…
Монашенки молодые пошли гулять в кусты густые —
Подозрительно, подозрительно, подозрительно-о-о…
У богатого мужика дом с чердаком, у бедного кисет с табаком —
Несравнительно, несравнительно, несравнительно-о-о…
— Цыганочку мне! — требовал Толя-хозяин который раз.
— Да я уж их тебе целый табор наделал, — отвечал Толя-гармонист.
— Эх, Толя-Толя, огурчик ты мой малосольненький, — приговаривал Толя-хозяин, не давая снять ремень с плеча и не давая встать, командовал: —Зетцен зи плюх!
Уже за полночь засобирались.
— Ну, бляха медная, ни выпить, ни высказаться! Вы что, хотите без Есенина уйти, это не по-людски!
Спели: «Над окошком месяц, под окошком ветер, облетевший тополь серебрист и светел…» — и с этой песней вышли на улицу. Восток начинал алеть.
— Эх, бляха медная, недогуляли, — огорчался хозяин, — терпеть ненавижу, когда спешат. Уж сами пошли, так хоть узду оставьте.
Унося в памяти это последнее, совершенно непонятное мне выражение, шли мы по спящему селу. Толя и Римма негромко завели песню:
Где эти лу-унные ночи, где это пел соловей, Где эти карие очи, кто их целует теперь?..
Римма простилась, и Толя на прощанье спел: «Покидая ваш маленький город, я пройду мимо ваших ворот», а мне, сводя и застегивая гармонь, сказал:
— Надо выспаться, а то, в самом деле, «утро зовет снова в поход».
* * *
Петро наладил связь. Он после лугов вышел на линию, отмахал пешком чуть не сорок километров, но результат был налицо, связь работала. Толя позвонил знакомым врачам в райцентр Котельнич, и они обещали прислать машину. Звонили мы от Петра, взаимно жалея, что вместе не порыбачили. Петро весело говорил о той трехсуточной нагрузке, которая легла на него.
— Начальник базарит, мол, с опозданием починил. А работы там было на бригаду, и пришлось бы ее высылать, я и говорю: чего базарить-то, мы же все мужики, поработали — попили соответственно. Знаете ведь, парни, по себе, какая жизнь, как провода закрытые, — раскрываешь их и не знаешь, в котором месте стукнет. Я думаю, что я с этой работой обмандаринился и, конечно, уйду, но не сразу, я его доведу до молочно-восковой спелости.
