Во всю ивановскую | страница 12



Солнце вознеслось и нажаривало поистине во всю ивановскую. Подумав о завтраке, мы разогрели вчерашнюю загустевшую уху… И очень кстати — прибыли гости. Десантник Гена и Толя Бляха медная. Толя искал ушедших из дому оренбургских пуховых коз, а Гена, по-прежнему опекая, явился помочь свернуть хозяйство. Гена сказал, приятно поразив нас, что вчера он ездил в свою деревню Разумы, теперь бывшую деревню, нарвал цветов и положил по цветку на места бывших домов. Звал съездить и нас, но невыносим вид разрушенных печей, крапивы, глушащей иван-чай, обугленных бревен, отесанных со стороны жилой части и светлеющих пятнами на тех местах, где висели фотографии, зеркала, вешалки, численники. «Нет, не поедем, Гена, не обижайся». Да и легко ли вновь и вновь видеть свою вину исчезновения деревень. Именно свою — не при нас ли «собратья» по перу воспевали централизацию сельской местности, как совсем недавно славили торфяно-перегнойные горшочки и кукурузу.

И еще новость так новость привезли гости — в Чистополье был пожар. Горел верхний порядок, но счастливо отделались — сгорели двор, сарай, дрова, а на дома не перекинулось — отстояли. Конечно, Гена был в первых рядах.

— Не успеешь уйти, — говорил Толя, — все чего-нибудь случится.

— Курятина-то есть ли? — спросил Толя Бляха медная. Я его так называю по его присловью.

— Тебе что, ухи не хватило? — спросил я, а они захохотали.

Оказалось, что курятина — это курево. Гости закурили, отказавшись купаться, сказав при этом, что воды боятся как огня. Темой общего разговора, как чаще всего среди молодежи и мужиков, стала армия, тем более говорить о другом при Гене было трудно.

— Пей чай, — пригласил Толя, — наводи шею как бычий хвост.

— Эх! — принимая приглашение, сказал другой Толя. — «Сорок лет коровы нет, маслом отрыгается». Эту-то знаешь ли? — спросил он меня.

— Память-то уж не молоденькая, может, и знал.

— А эту: «Штаны спали, штаны спали, потихоньку съехали, все колхозники на тракторе сбирать поехали».

Гена и тут не отстал. Он добавил тоже замечательную:

Мне не надо решета, Мне не надо сита.

Меня милый поцелует, Я неделю сыта.

— Ну, бляха медная, еще подумают, какие Чистопольцы, поют да пляшут. Но ведь не все же работать, надо и дыхание перевести.

Они увезли у нас все тяжелое — палатку, ведро, — и мы налегке шли домой. По дороге ели чернику, выбирали из зарослей брусники красные холодные ягоды, даже и земляничины алели в мокрой траве. Говорили о детстве.