Взволнованные интонации капрала заставили баронессу насторожиться. Она бросила тревожный вопросительный взгляд на полковника. Но Летаи ничего не отвечал и только быстро поворачивался то к австрийцу, то к немцу, стоявшим рядом, что-то шептал им на ухо. Они хмурились, озабоченно кивая головами в знак согласия.
Тибора не испугал грозный вид офицеров. Он шагнул к баронессе и заговорил с ней по-немецки.
— Милостивая государыня, вы напрасно утруждали себя, отправившись в столь длительное путешествие. Вы привезли десяткам тысяч солдат горечь разочарования, а кучке ничтожеств — незаслуженную радость. Солдаты никогда не простят…
Но ему не дали договорить. Справа па него кинулся барон Шёнберг, слева — немецкий капитан с моноклем. Мгновение — и его вытолкали в соседнюю комнату, захлопнули дверь, и он услышал, как щелкнул замок.
«По какому праву?» — в отчаянии подумал Тибор.
Он изо всей силы дернул дверь, по дверь была заперта крепко и не поддавалась. Огляделся: тесная комнатушка, голые стены, диван. Что ж, и на том спасибо. Пусть с ним делают все, что хотят. Он успел сказать правду, и это главное. Заросший рыжей щетиной писарь наверняка будет с ужасом рассказывать в лагере о том, что произошло. И прекрасно: может, солдаты наконец поймут, что они тоже люди и имеют право говорить о своих горестях и обидах… Ну а то, что его здесь заперли, может, и к лучшему. Завтра, например, не придется таскать бревна…
Тибор лёг на диван и с наслаждением вытянулся. Как давно он не спал на мягкой постели!
Что с ним сделают? Занесут в кондуит? В плену это главное наказание. Если рядовой, проходя мимо офицерского лагеря, не отдавал честь, офицеры немедленно узнавали имя провинившегося и заносили в кондуит, чтобы по возвращении на родину передать дело в военный трибунал. «Даже после войны, — пугали солдат, — никто не избежит судебной ответственности за нарушение устава!» Теперь заведут еще одно дело. Дело Тибора Самуэли. «Вопиющий случай неповиновения… при особых, отягчающих вину обстоятельствах, в присутствии дамы благородного происхождения…» и т. д. и т. п.
«Я не юрист, — размышлял Тибор, — но мне ясно, что трибунал постарается квалифицировать мой поступок не иначе как действие, подрывающее авторитет офицерского корпуса. За подобные дела даже в мирное время сажают в крепость на пять лет…» Он лежал, разглядывая гипсовую лепку на потолке, по лицу его бродила горькая усмешка. — «Но они забывают о том, что если доведется вернуться домой, то вернутся не только господа офицеры. Сотни тысяч солдат возвратятся на родину, и еще неизвестно, как обернется дело».
