Армен | страница 74



— В этой башне?

— Да нет, — рассмеялась женщина. — Будет повод — как-нибудь покажу. Тебя как зовут?

— Армен.

— А я Маша, — и, словно встряхнувшись, посмотрела по сторонам. — Если понадобится горячая вода, стирка или еще что, охотно помогу, — понизив голос, точно по секрету, добавила она и улыбнулась.

— Спасибо.

О Маше у него сложилось двойственное впечатление: то казалось, что это бывалая и расчетливая женщина, то наоборот — доброе и простодушное существо… Вернувшись к своим делам, он поставил ведро с водой в тень и огляделся: детей на поляне уже не было, да и Марта, по-видимому, ушла домой.

— Эй, паренек, что ты тут делаешь? — раздался со стороны дороги сиплый голос.

В кепке, натянутой до самой переносицы, пожилой мужчина гнал перед собой нескольких телят и с интересом смотрел на Армена.

— Здесь будет строиться «Детский мир», — объяснил Армен.

— Хорошо, очень хорошо, — одобрительно кивнул мужчина. — Молодец!

И, сунув хворостину под мышку, он поспешил вслед за телятами, удалявшимися лениво-величественным шагом.

Армен постирал рубашку и повесил на ветку сушиться. Настал момент строить само жилище. Он начал с фундамента, чтобы накрепко соединенные между собой опорные столбы были как можно прочней и устойчивей. Он скрепил балки между собой четырьмя горизонтальными досками — каркас был готов. Потом крестообразно соединил верхние и нижние части противолежащих столбов, и домик стал обретать форму. Армен так увлекся, что забыл все на свете — людей, окружающий мир, себя самого, забыл, где он и чем конкретно занят. Он словно отстранился от сути происходящего и уже не был тем, кто в данную минуту проливал семь потов, а лишь наблюдал за его действиями. Он тихонько напевал любимую песню отца, и реальной для него сейчас была только эта песня.

Земля и небо в муках родовых,
И море багровеет в тяжких муках,
Тростник пунцовый в струях огневых
Встает из глуби, корчась в тяжких муках.
Дым поднимается из горла тростника,
Огонь вздымается из горла тростника.
Охвачен ярым пламенем тростник,
И море занялось пожаром красным.
И вот Ваагн из пламени возник,
Юноша с ликом гордым и прекрасным.
Пламя — его борода,
Пламенем пышут уста,
На голове — венец огня,
Глаза — два солнца в блеске дня[1].

Когда три стены и перекрытие крыши были готовы, Армен поймал себя на том, что мысленно восстанавливает родной очаг. Спрыгнув с крыши на землю, он присел перед домиком и стал критически его осматривать. Неплохо. Оставалось поставить четвертую стену и дверь, но материала не хватило. Подумал было сходить в мастерскую, но необходимость что-то просить у Аты вызвала в нем отвращение: не хотелось, чтобы кто-то чужой встрял в его дела. Армен поднялся, убрал прилегающую к домику территорию, принес валявшиеся вдоль дороги клубки ржавой металлической проволоки и, скрепив ею обломки бревен, соорудил изгородь. Получился симпатичный круглый дворик. Дом был защищен. Смастерив из остатков досок еще и выходящую на дорогу калитку, он даже чуточку возгордился: этот дом принадлежит ему.