Я читал где-то, что самым умным человеком на земле был Аристотель. Но Ньютон того же порядка, всемирный гений первой пятерки. Как Рембрандт, Микеланджело, Рафаэль, и понятно, что выше их - не прыгнешь, каким бы ты панком-перепанком, не был. И вот Ньютон, человек такого масштаба, двадцать лет мурыжил то, что в школе изучают за 2-3 урока.
Та же история с Шёнбергом - почему-то понадобились годы чудовищного напряжения, колоссального анализа. Потому что Шёнберг хотел делать музыку Вагнера, а фактически Рихарда Штрауса, на совершенно новых основаниях. И что бы она была не бессмысленным коллажом, не продавленным принципом "на первый, второй, двенадцатый рассчитайсь", а теперь перестроились, и у нас получилась серия. Речь шла не о комбинаторной математике, а о том, чтобы это акустически имело смысл, чтобы это была экспрессивная романтическая музыка, Шёнберг ведь - последний европейский романтик. Он хотел, чтобы и была стена звука, и при этом чтобы возник такой страстный романс как, например, "Нет, не любил он", но переданный языком Велимира Хлебникова.
В течение двадцати лет этот безумный профессор упирался и сварганил то, что перекосило крышу Бергу и Веберну, и они втроём в несколько лет вообще изменили ход мировой музыки.
А потом Пьер Булез говорил, что оперный театр надо взорвать, а если в шестидесятых в некоторых сообществах произнести имя Шостаковича, то с тобой даже разговаривать бы не стали.
Но вот выдающийся композитор-авангардист Маурисио Кагель сказал мне, что уже в середине семидесятых стало понятно, что линия Штокхаузена ведёт в тупик и нужно возвращаться к тому же Стравинскому, к тому, что было параллельно Шёнбергу.
Кагель говорил, что в других парадигмах не возникает таких проблем, как в сериальной музыке. И все это интересно, и вполне оправдано, и легитимно, и имеет право быть. Можно писать тональную музыку или частично тональную, существует ряд путей между тональностью и додекафонией. Наконец, можно разные додекафонии придумать - здесь тоже не всё так авторитарно, как это казалось Шёнбергу.
На мой вопрос - не поражение ли это, Кагель сказал: "Нет, это свобода". И, слава Богу, и очень хорошо. Мы не скаковые лошади на узкой дистанции - кто придет первым в дисциплине сериальной музыки, как себя мыслил Штокхаузен, и как он об этом писал.
Такого рода отношение к музыке, или же к написанию романа или картин - мне очень импонирует. Сёрьезные люди по двадцать лет занимаются, у них не всё получается, иногда какая-то ахинея выходит, переходные формы существуют, пишут они об этом. Можно взять книгу и прочитать, что думал Шёнберг за три года до того как изобрёл додекафонию.
