— Нет, не только, — засмеялся археолог. — Её, если хочешь, можно слушать хоть каждый день. Достаточно иметь уши.
Вниз по дороге к Кюстендилу невозможно идти медленно. И мы бежали между сосен Хисарлыка по тёплому асфальту. На площади в Кюстендиле мы купили себе сливочное мороженое. Прошли по главной улице от школы до базара. Поглазели на витрины. Заглянули в оранжерею, где уже краснели первые помидоры. Отдохнули немножко на лавочке в скверике перед баней. Потом прошли мимо новых домов и остановились возле одного старого, полуразрушенного дома. В его заросший травой двор вела арка. И вдруг ворота нам открыл тот самый седой археолог.
— Прошу, входите, — улыбнулся он. — Вот тут и были некогда главные ворота Пауталии.
Наско-Почемучка прильнул ухом к каменной арке и стал задумчиво прислушиваться. Мы вошли под гулкий свод. Прикоснулись к влажной стене.
Я стоял одной ногой в Кюстендиле, а другой — на каменных плитах Пауталии.
Археолог показал на полустёршуюся надпись под древними сводами и перевёл:
— «Всех, кто входит в крепость, и всех, кто выходит из неё, вижу и примечаю».
К вечеру мы пошли обратно, от Пауталии в Струмское.
…Дымились тёплые источники под Хисарлыком и рассказывали нам о римских легионах.
…Пели деревья, к которым когда-то прикасался тот седобородый художник, которого народ назвал просто, с уважением и любовью — Мастер[5].
Ветки яблонь роняли цвет, а небо — песенку:
Птица без крыльев — летает ли?
Герой без сердца — может ли жить?
Дерево без корня — вырастет ли?
Мы возвращались домой.
Солнце, уставшее от долгого пути, давно уже закатилось за тёмно-синий Осоговский хребет. В руках у нас трепетали, как ранние светлячки, зажжённые карманные фонарики. Впереди двигались фонарики Милчо и Данчо. Цветанка и Латинка фонариков не зажигали. Латинка тащила запылённый альбом. Она уверяла, что рисунков у неё наберётся на целую выставку. Сегодня её посетило вдохновение.
Цветанка не знала, что это такое, и Латинка ей возбуждённо объясняла:
— Ну как тебе сказать? Я где-то читала, что вдохновение — это когда трудная работа вдруг становится лёгкой, радостной. Тогда тебе приятно рисовать, писать, что-нибудь мастерить. И всё у тебя получается. А когда всё сделаешь, то даже сама себе удивляешься, что это ты всё сделала, а не кто-нибудь другой. И чувствуешь себя усталой и довольной. Понимаешь?
Мы с Наско шли сзади и невольно слышали их разговор. Кто знает, может быть, в этот день нас всех посетило вдохновение. Мы возвращались, оставив позади пять километров и пятнадцать столетий. Миновали развалины Хисарлыка, спустились по «Петровым песням». Наши фонарики на мгновение осветили звезду на братской могиле.
