Я подняла к нему лицо. Арнульф неподвижно стоял надо мной и остановившимися глазами смотрел на меня. Я почувствовала комок в горле.
— Как вы могли… — Слова получались у меня с трудом, почему-то мне вдруг перестало хватать дыхания. — Что вы наделали! — Я швырнула в него рисунками. — Я… Я… Да заберите вы от меня эти персики!
Я попыталась вскочить, персики покатились по полу, а Арнульф вдруг прошептал:
— Не плачьте, я же здесь! — Он бросился на колени и стал целовать мои ноги, живот, грудь, плечи… — И я люблю вас!
— Правда?
Он взглянул на меня, и я поняла, что слова все равно не смогут выразить того, что говорит слезинка, медленно катящаяся по его щеке к бороде.
— Вы тоже не плачьте. — Я осторожно слизнула языком соленую капельку и добавила, выбираясь из шубы: — Пойдем в спальню, у меня широкая кровать.
Он приложил палец к моим губам, на мгновение прикрыл глаза и отрицательно покачал головой. Я машинально поцеловала его палец, а он поднялся и, не расстегивая пуговиц, стянул через голову рубашку. Пока он освобождался от брюк, я успела подумать, что по Арнульфу удобно изучать анатомию: широкие кости, пучки мышц, жгутики сухожилий, островок светлой растительности на груди, хвостиком уходящий вниз…
— Идите ко мне, — прошептал он и потянул меня за щиколотки, плечом отталкивая в сторону журнальный столик.
Столик мягко покатился на колесиках по ковру, деликатно звякая посудой, и все произошло как-то сразу. Я шумно выдохнула и даже не поняла, как мы уже сидели на ковре, обнимая друг друга руками и ногами. Удивительно, но вместо молниеносной вспышки во мне жили и множились пылающие юркие молнии, они разлетались в разные стороны и заставляли пульсировать каждую мою клеточку, и ощущение, которое не поддается описанию, только нарастало подобно кругам, расходящимся по воде от брошенного в нее камня.
— Что ты делаешь со мной, это невозможно! — Я не узнала свой голос, потому что это был вовсе не мой голос, а какое-то звериное рычание. Мои пальцы дрожали, ногти впивались в его плечи, оставляя на коже багровые полосы. Мне стало страшно. — Не надо больше, я… я… задушу тебя!
Но, вместо того чтобы оттолкнуть его и вырваться, я только крепче прижала к себе его сухое жилистое тело. Молнии сталкивались и разлетались, наверное, от этого таинственного электричества у нас искрились волосы, я то открывала, то закрывала глаза…
Мне казалось, нет, я была точно уверена, что сейчас со мной не мужчина из плоти и крови, а гибкая, упругая, материализовавшаяся первобытная энергия, то самое бестелесное языческое мужское начало, на заре человечества оплодотворившее первую деву… Я была этой самой первой, одной-единственной во всей Вселенной женщиной, и ничего не существовало — ни земли, ни деревьев, ни птиц, ни моря, просто этого всего еще не было вовсе, а вокруг и внутри меня метались и пульсировали радужные острые сияния, брызги, молнии, искры — я не знаю, что еще, но я закричала, потому что, переставая быть, я была снова и снова! Я была землей, деревьями, птицами, океаном, звездами, я была всем — и все было мной, и я чувствовала такую жажду жизни, что, не зная, как сказать об этом, я, задыхаясь, прорычала:
