— Что ты хотела сказать?
— Быть может, я снова приду полюбоваться на них.
«Она сказала, что придет полюбоваться на розы! Быть может».
В это время в комнату вошел Уилл.
— Угадайте, кто здесь кроме нас? — спросил я его, словно и не было нашего утреннего разговора. — Линди. Она согласилась заниматься вместе со мной.
— Замечательно, — подыграл он. — Добро пожаловать, Линди. Надеюсь, с твоим появлением процесс учебы оживится. А то заниматься с одним Адрианом как-то скучновато.
— Конечно. Хорошему педагогу нужна хорошая аудитория, — сказал я.
Дальше я услышал то, что и ожидал услышать.
— Сегодня мы поговорим о сонетах Шекспира. Я думал, с какого начать, и выбрал пятьдесят четвертый.
— Линди, ты принесла сборник сонетов? — спросил я.
Она покачала головой.
— Тогда мы подождем, пока ты сходишь за ним. Правда, Уилл? Или воспользуемся одним на двоих.
Она по-прежнему смотрела на оранжерею.
— Конечно, одним на двоих. Зачем тратить время? Свой я принесу завтра.
Она сказала: «Завтра»!
— Хорошо, не будем тратить время.
Я раскрыл сборник на пятьдесят четвертом сонете и подвинул книжку так, чтобы она оказалась ближе к Линде. Я не хотел, чтобы она сочла это поводом сесть с нею рядом. И все-таки нельзя пользоваться одной книгой, сидя порознь. Я подвинулся к Линде. Если я вдруг коснусь ее, это будет выглядеть как случайность.
— Адриан, может, прочтешь нам сонет? — Предложил Уилл.
Он старался мне помочь. Раньше преподаватели всегда хвалили мое чтение. И этот сонет я прочел вслух столько раз, готовясь к сегодняшнему уроку.
— Да, — коротко ответил я и начал читать.
Прекрасное прекрасней во сто крат,
Увенчанное правдой драгоценной.
Мы в нежных розах ценим аромат,
В их пурпуре живущий сокровенно.
Наедине у меня получалось довольно гладко. Сейчас, сидя рядом с Линдой, я запнулся на словах «прекрасней во сто крат». Меня прошиб пот, но я продолжал читать.
Пусть у цветов, где свил гнездо порок,
И стебель, и шипы, и листья те же,
И так же пурпур лепестков глубок,
И тот же венчик, что у розы свежей, —
Они цветут, не радуя сердец,
И вянут, отравляя нам дыханье.
A y душистых роз иной конец:
Их душу перельют в благоуханье.
Когда погаснет блеск очей твоих,
Вся прелесть правды перельется в стих.
Закончив читать, я сразу же взглянул на Линду. Она смотрела не на меня. Она опять смотрела на розы в оранжерее. На мои розы. Была ли красота роз своеобразной компенсацией моего уродства?
— Адриан! — окликнул меня Уилл.
Похоже, он обращался ко мне во второй, если не в третий раз.
