— А как, по-твоему, я должен это сделать?
— Сказать ей, что я хочу с нею поговорить. Что она должна выйти.
— То есть передать, что ты приказываешь ей выйти. Но в отличие от ее отца, она ни в чем перед тобой не провинилась. У нее нет необходимости откупаться.
Мне не понравилось слово «приказываешь». Однако Уилл был в чем-то прав. Подспудно я действительно ждал от Линды благодарности.
— Но может она хоть десять минут поговорить со мной? Пусть через дверь?
— Подумай, что должна чувствовать эта девочка? — вдруг спросил Уилл.
— Что должна чувствовать? А что должен чувствовать я? Я почти неделю готовил для нее эти комнаты. Старался, чтобы ей было уютно, удобно, приятно. И в ответ — такая неблагодарность. Она даже не желает выйти и познакомиться со мной!
— Она не желает знакомиться с тем, кто лишил ее дома, оторвал от отца. Не забывай, Адриан: ты держишь ее на положении узницы!
— Оторвал от отца? Ты бы видел это ничтожество!
Я удержался и не рассказал Уиллу про ведьмино зеркало и отвратительную сцену, когда отец ударил Линду.
— Ей здесь гораздо лучше и спокойнее. Я вовсе не считаю ее узницей. Я лишь хочу…
— Я знаю, чего ты хочешь, но Линди этого не знает. Она не видит ни роз в вазах, ни стен, которые ты красил специально для нее. Она видит лишь чудовище, хотя еще не встретилась с тобой.
Я поднес руку к лицу, но понял: Уилл имеет в виду не мой облик, а поведение.
— Чудовище, — продолжал он, — которому она понадобилась неизвестно для какой цели. А вдруг ты убьешь ее во сне? Или будешь обращаться с ней как с рабыней? Адриан, она напугана.
— Ладно, я могу в это поверить. Но как мне ее убедить, что она попала сюда совсем по иной причине?
— Ты спрашиваешь моего совета?
— А вы видите рядом кого-то другого, к кому я могу обратиться за советом?
— В общем-то, нет. Никого.
Он протянул руку и ощупью нашел мое плечо.
— Не надо ничего ей приказывать. Если Линди хочет оставаться у себя, это ее право. Пусть убедится, что ты уважаешь ее выбор.
— Но если она так и будет сидеть у себя, наши отношения останутся на нуле.
Уилл потрепал меня по плечу.
— Не гони время. Дай ей шанс.
— Спасибо. Вы мне действительно помогли, — сказал я ему.
Я повернулся и пошел к себе.
— Адриан, постой! — окликнул меня Уилл.
Я вернулся.
— Иногда очень полезно пригасить собственную гордость.
— Какую гордость, Уилл? Мне давно нечем гордиться.
Через час я нанес еще один визит к дверям Линды. Я решил, что не выкажу ни крупицы гордости. Только сожаление о своем поступке. Но тогда получается, что я вру и ей, и себе. Если сожалею — нужно позволить ей вернуться к отцу. А мне очень не хотелось, чтобы она исчезла из моей жизни. Я не мог этого позволить. Линди — мой последний шанс.
