— Отец, прошу тебя.
Я протянул к нему руки, проверяя, осталось ли у меня хоть подобие человеческих ногтей. Я видел, как отец закрывает глаза.
— Отец, пожалуйста, скажи, что узнаёшь меня! Пожалуйста.
Он вновь открыл глаза.
— Кайл, это действительно ты?
Я кивнул.
— И ты не разыгрываешь со мной дурацкую шутку? Если ты вздумал пошутить, знай, мне совсем не смешно.
— Отец, это не шутка.
— Тогда что? Что случилось? Ты заболел?
Он тер глаза.
— Папа, это сделала ведьма.
«Папа?» — мысленно усмехнулся я.
Я почти никогда не называл его так. В детстве, едва научившись говорить, я понял: Роб Кингсбери и «папа» — понятия несовместимые. Но сейчас мне захотелось называть его так.
— Папа, в мире есть ведьмы. Не где-то в джунглях, а здесь, в Нью-Йорке.
Я замолчал. Отец глядел на меня так, будто он окаменел и это я превратил его в камень. Потом стал оседать на пол.
Не помню, сколько времени он пролежал на грязном полу. Очнувшись, отец заговорил:
— Это… эта штука… эта болезнь… состояние… чем бы это ни было, Кайл… мы все исправим. Найдем врача и исправим. Не волнуйся. Мой сын таким не будет.
Мне стало легче, но тревога не проходила. Легче — поскольку отец слов на ветер не бросал. Если это можно исправить, отец сделает все. Он человек слова. Влиятельный и сильный. Но меня насторожила его последняя фраза:
«Мой сын таким не будет».
А если мое положение уже не исправить? Я ни секунды не верил в болтовню Кендры насчет любви. Если отец не сумеет исправить положение, я обречен.
Отец ушел, обещав разузнать, что к чему, и вернуться к ланчу. Миновал час дня, два часа. Магда отправилась за покупками. Я убедился: когтями не больно-то поешь разные там мюсли и прочие «питательные завтраки». Такую пищу вообще тяжеловато есть. Свой звериный аппетит я удовлетворил, проглотив целую упаковку ветчины «Голова кабана». Неужели меня скоро потянет на сырое мясо?
В половине третьего отца еще не было. Я вдруг засомневался, действительно ли он сейчас ищет возможность мне помочь. Кто ему поверит? И с чего он начнет? Что скажет?
«Знаете, тут одна ведьма превратила моего сына в чудовище».
К трем часам у меня появился запасной план. К сожалению, главным действующим лицом в нем была Слоан. Я разыскал свой мобильник и позвонил ей.
— Почему ты не звонил?
Думаю, и так понятно, что это было сказано тоном капризной, обиженной девочки.
— Я сейчас тебе звоню.
— Вообще-то я думала, ты позвонишь в выходные.
Я подавил раздражение. Сейчас ее нельзя злить. Нужно говорить с ней нежным и ласковым голосом. Слоан — мой главный шанс. Она всегда говорила, что любит меня. Если она меня поцелует, все кончится раньше, чем отец доберется до первого пластического хирурга. Конечно, глупо верить в поцелуй как в средство для снятия заклятия. Но несколько дней назад я вообще не верил в магию. А теперь — могу ли я утверждать, что магии не существует?
