Катя пожала плечами. Она никогда не смотрела Мите в лицо и умела разойтись с ним в самом узком месте, даже не прикоснувшись. Он никогда ничем не пах — был чистюлей и ненавидел всякую парфюмерию, но, проскальзывая мимо него, Катя старалась не дышать, даже предощущение того, что она может уловить то легкое тепло, которое исходит от каждого человека вблизи, его тепло — приводило ее в ужас.
Зять, наконец, покинул кухню.
Катя поставила тарелку со своей диетической стряпней на стол, хотела сесть… Но села на другой стул — не на тот, где он только что сидел. Она физически не могла это сделать — занять пространство, в котором только что находился он, Митя. Ведь это как будто слиться с ним! Девушка ела геркулес с морковью и тихонько стонала, в нос…
Сегодня у нее было свидание — с тем, из похода. С Данилой.
…Они с молодым человеком погуляли по слякотной, сонной Москве, потом зашли в кафе. Было странно видеть друг друга в городе, странно чинно ходить по улицам, говорить на отвлеченные темы — после гор, лыж, полетевшего крепления, раскаленного чая на морозе из термоса… Данила радовался Кате, такой новой, такой другой — городской, почти незнакомой, хорошенькой в беличьей шубке и беличьем задорном берете. Беззащитной и слабой сейчас на вид. Кате было немного совестно — она еще не понимала, рада она сама Даниле или нет. Ее смущала его красота, сила и едва сдерживаемая, неуклюжая влюбленность, которая сквозила в каждом жесте молодого человека.
— Приходи ко мне завтра, — вдруг, не сдержавшись, сказал Данила. Сказал и побледнел до синевы.
Кате показалось, что вместо кофе у нее в желудке перекатываются ледышки.
— Хо… хорошо, — неуверенно ответила она. Данила не сдержался, неловко и пылко обнял ее посреди улицы. Он-то точно был в нее влюблен. Очень.
Следующее утро, кажется, началось точно так же. Катя вышла на кухню, взяла пакет с геркулесом… Митя сидел на корточках возле умывальника, орудовал гаечным ключом. Рядом валялись его серые шлепанцы.
— Минутку подожди, — пробормотал он, не оборачиваясь. — Что-то труба течет…
У него были мягкие, слабые волосы, сквозь которые уже просвечивала кожа головы. Тренировочные штаны, голубая майка. Чистая бледная шея, напряженные мышцы рук. Урод. Убогий. Старый. Никакой. Терапевт. Неудачник. Лузер!
— А я сегодня в гости иду, — вдруг сказала Катя.
Митя ничего не ответил, но его плечи словно окаменели.
— Его зовут Данила. Мы познакомились в походе, ему двадцать два. Сказал, что дома у него никого не будет.
