Но в эту секунду с улицы внизу доносятся один за другим звуки. Ключ скрипит в замке, открывается и закрывается тяжелая дверь, звучат быстрые голоса, слишком громкие, потом еще один голос отдает резкую команду. Человек за занавеской быстро оборачивается и снова смотрит на улицу.
Женщина замирает. В это мгновение своей жизни она обдумывает много разных вещей. Но, по правде говоря, настоящее решение уже принято раньше. Она доверяет ему и самой себе, как ни удивительно. Она заворачивается в простыню, словно защищаясь, а потом задает вопрос, обращаясь к его напряженному лицу, с которого совершенно исчезло обычное добродушное выражение:
— Какая на нем одежда?
Много позже мужчина решит, что ему не следовало так уж удивляться ее вопросу и тому, что она захотела ему открыть этим вопросом. С самого начала его в ней привлекали ее ум и проницательность не меньше, чем красота и талант, которые заставляли сарантийцев приходить в театр каждый вечер, когда она выступала, восторгаться и разражаться смехом и аплодисментами.
Однако сейчас он действительно поражен, а удивляется он редко. Не в его привычках позволять себе замешательство. Тем не менее, в эту единственную тайну он ее не посвятил. И оказывается, имеет большое значение, во что решил одеться седовласый человек на все еще сумрачной улице, выходя из дома, чтобы явиться взорам всего мира в то чреватое важными последствиями утро.
Петр оглядывается на женщину. Даже в такой момент он переводит взгляд на нее, и после они оба это запомнят. Он видит, что она прикрыла наготу и что она немного боится, хотя, конечно, стала бы это отрицать. От него почти ничего не ускользает. Он тронут как тем, что она задала этот вопрос, так и ее страхом.
— Ты знала? — тихо спрашивает он.
— Ты очень настаивал именно на этом доме, — шепчет она, — с балконом над этой улицей. Нетрудно было заметить, чьи двери видны отсюда. А театр и пиршественный зал Синих служат не менее надежными источниками информации, чем дворцы или казармы. Какая на нем одежда, Петр?
У нее привычка понижать голос в особо важных местах, а не повышать его. Это производит впечатление. Как и многое другое в ней. Он снова смотрит на улицу, вниз, сквозь скрывающий его занавес, на группу людей перед входом в тот самый важный дом.
— Белая, — отвечает он и после паузы прибавляет еле слышно: — С пурпурной каймой от плеча до колена.
— А! — откликается женщина. Она встает и идет к нему, волоча за собой окутавшую ее простыню. Она невысокого роста, но двигается так, словно высокого. — Он надел порфир. Сегодня утром. Это значит?
