Есть другая крайность – балбесы, гордящиеся побегом. Они утверждают, что первыми догадались, что мир прогнил, их используют, и освободились от ярма, пока остальные идиоты продолжали вкалывать.
Вот из-за этих мнений мы и стараемся молчать. Не хочется портить руганью то, что было прежде. Все мы смешны со своими прошлыми надеждами и наивной верой, но смеяться над этим… не лучший выбор. Проще забыть.
Иногда нам удается поболтать на отвлеченные темы, но никогда мне не удавалось ни с кем выпить, потому что последние дети все еще трясутся за содержимое своих биокоробов, и в этом смысле я могу гордиться собой – я действительно отпустил прошлое и действительно не собираюсь больше лезть в «сайлента», раз позволяю себе пить.
Они – все еще нет. Наверное, они все еще ждут капитана, который примчится на Небе-1 обратно на орбиту и снова припашет всех на разработку и расширение Края, строго-настрого запретив его покидать…
Прощаемся мы тоже очень натянуто и глупо, мол, счастливо, до встречи, и обязательно в конце кто-нибудь скажет мне: «Да. Чуть не забыл. Слышал такую сплетенку, что…»
И этого я боюсь больше всего. Терпеть не могу «сплетенку». Я сам все знаю. Все – сам. Надо написать в Лигу Законностей документ о рассмотрении введения запрета на случайные и намеренные встречи последних детей.
Я шлялся с этими мыслями по городу и пришел на вокзал. Точнее, на единственную платформу, названную станцией Освобождения. Ничего особенного – платформа как платформа, таких тысячи. Синенькие круглые козырьки, битый асфальт. Пустующая будка, заколоченная крест-накрест. На самом деле заколочена она только для виду и дверь спокойно открывается, но приспособлена будка под такие дела, что лучше эту дверь не трогать во избежание моральных и прочих травм.
На станции сохранились часы, похожие на механические. Мне всегда хотелось, чтобы у них были стрелки, застывшие на каких-нибудь цифрах, и тогда я мог бы представлять себе тот миг и секунду, когда они остановились навсегда, но стрелок не было. Пластик защищал циферблат, а стрелок не было. То ли сперли, то ли… я даже не знаю.
Под часами стояла лавочка, на которой я любил сидеть и разглядывать прибывающие поезда.
Их синие тупые морды меня умиляли – я вспоминал свою молодость и бесконечный трансфер на этих вечных старательных трудягах, таскающих свои вагоны по пустой земле.
Нет лучше способа передвижения, чем на этих поездах, если, конечно, умеешь прыгать на них с крыш тоннелей и не проваливаться на рельсы.
