— А кто твой дедушка? — немного успокоившись, спросила девочка.
— Да тот, что зовут Сибиряком.
— А-а… Я его знаю. Он моей мамке ботинки шил, когда она служанкой у пана работала… Ох, то вам хорошо, вы сами хозяева.
— Какие там хозяева! Ни коня, ни коровы. Только хата, да и та…
— Ну, хоть хата да земля.
— Ковалочек. Теперь есть ковалочек! — с гордостью ответил Гриша. — А ты…
Он не посмел сказать «батрачка». Это слово даже последний бедняк произносил с презрением и страхом. Но девочка, потупив голову, сама сказала просто и привычно:
— Мы батраки. Живем в бараке.
И начала рассказывать, почему пошла за ягодами без «квитка».
— Бронь боже! Я б ни за что не пошла, когда б мама не болела, — говорила она и жестом взрослой горемычной женщины поправляла выбившиеся из-под платка иссиня-черные, вьющиеся на висках волосы. — Мама болеет. Денег нет, а надо лекарство купить.
— А отец тоже в батра… у пана работает? Девочка отрицательно покачала головой.
— Его совсем нету. Давно уже нету.
— А мама когда заболела?
— Тоже давно, а с осени стало хуже: Барабак ударил ее палкой по спине.
— Палкой по спине?! Да что он, сдурел? Я даже коров не бью палкой! Хворостиной и то жалко, хоть они и панские. За что же он?
— Копали панскую картошку. И он нашел после матери две картошинки в земле. Вот такусенькие, — девочка показала кончик своего пальца.
— Его самого бы этой палкой! — сцепив зубы, процедил Гриша. — А ты чья?
— Антосина.
— Ты дочка Антоси? Той самой, что…
— Да одна ж в Морочне Антося, моя мама. Когда-то мы жили тут вот, недалеко, тут и могилка моего дедушки. Он был лесником ясного пана.
— Ах, вот ты кто… — многозначительно кивнул Гриша.
Поняв, что перед ним та самая девочка, на которую, как коршун на цыпленка, целится долговязый Сюсько, Гриша почувствовал к ней еще большую жалость. Ему захотелось сделать для нее что-нибудь очень хорошее. Он присел и, положив между собою и девочкой брыль, начал собирать ягоды.
Но собрать ягоды они не успели. Снова послышался топот копыт и ржание коня.
— Барабак! — вскрикнула девочка. — Он сказал, если еще увидит меня в лесу, убьет.
— Бежим!
Только вбежали в кусты, как через просеку во весь намет проскакала пегая лошадь. На ней припав к гриве, сидел мальчик лет десяти. Одной рукой он держался за повод, а другой размахивал, погоняя коня.
Следом несся Барабак на своем длинноногом сером жеребце. Гриша, неожиданно для самого себя, изо всей силы бросил вслед ему палку. Удар был таким неожиданным, что Барабак покачнулся, треснулся головой о сосну и свалился наземь. Конь отбежал немного и остановился.
