А облака плывут, плывут... Сухопутные маяки | страница 32



Я засмеялась. Тетя Рут, бывший начальник пожарной охраны, делающий шапочки из лекарственных упаковок, мама Йоэля… Можно сказать, что им повезло. Хорошо жить в мире, в котором есть «красивые и смелые».

— Ну а как там твои? — спросил он. — Муж, дочь? — И, не дожидаясь ответа, сказал: — А знаешь, я был уверен, что ты выйдешь за этого, как его… Ну, за преподавателя твоего.

— Он уже женат, — ответила я. — На самом себе. Я была нужна ему, как собаке пятая нога.

Йоэль засмеялся.

— Над чем сейчас работаешь?

— Пишу серию картин на тему УЗИ. Изображаю младенцев в утробе. С увечьями или похожих на животных. На кур, лягушек, кошек.

Я не стала говорить ему, что собираюсь их сжечь.

Йоэль наморщил лоб. Видимо, не понял. Как рассказать ему об этом диком страхе, когда ты лежишь с раздвинутыми ногами в гинекологическом кресле, твой живот намазан какой-то холодной липкой дрянью, а на мониторе пляшут белые пятна?

— Это как пятна Роршаха, — попыталась я объяснить, — каждый видит в них свое. Каждое такое пятно — как карта нашей души, понимаешь? Своего рода диаграмма наших страхов. Когда я носила Нааму, меня преследовал страх, что я рожу курицу. Во время второй беременности мои страхи сбылись.

— Брось ты эти пятна, — сказал Йоэль. — Кошмар какой-то. Хочешь изобразить душу, говоришь? Тогда нарисуй облака.

И показал рукой на небо.

Нарисовать облака… Как на картине Эль Греко «Вид на Толедо»…

Я выпила вина. Оно обожгло меня изнутри, и мое зрение словно прояснилось. Из-за туч показалось солнце и прорубило в них яркие световые тоннели. Я сделала глубокий вдох, чтобы впустить эту неожиданную вспышку света в себя. Мне хотелось удержать ее внутри как можно дольше. Когда-то этот свет вызывал у меня острое желание рисовать, но в последние годы, за исключением одного парижского утра, такого желания у меня больше не возникает. Солнце вдохновения скрыло от меня свое лицо…

Сколько себя помню, я всегда была в кого-то влюблена. Во всяком случае, раньше мое сердце очень легко воспламенялось. Теперь же оно покрылось толстой коркой, стало, как и тело, тяжелым на подъем; его трудно сдвинуть с места, расшевелить. Похоже, чем старше становишься, тем слабее твое шестое чувство — способность удивляться и восторгаться.

— A y тебя нет желания раздеться? — сказал вдруг Йоэль. — Мне захотелось тебя нарисовать.

— Чего-чего тебе захотелось?

Он засмеялся.

— Ну, этого, конечно, тоже… Но в последнее время у меня, как бы это тебе сказать… в общем, проблемы с эрекцией, понимаешь? Из-за таблеток, наверное. Но если хочешь, мы можем попробовать. Обнимемся?