А облака плывут, плывут... Сухопутные маяки | страница 28



Шимшон постоянно твердил, что я очень талантливая, и, когда я закончила последний курс, он сделал мне протекцию в одной художественной галерее. Там и состоялась моя первая выставка — «Саманта в Первом онкологическом отделении». Выставка открылась через месяц после смерти мамы. Мне было двадцать пять, и я искренне думала, что комплименты, потрепыванье по щечке, головокружение от вина и вспышки блицев будут длиться вечно.

Папа и Нуни пришли, несмотря на траур. Тетя Рут тоже. Она обняла меня со слезами на глазах и сказала:

— Ты знаешь, я ничего не понимаю в современной живописи, но я тобой горжусь.

Йоэль прижался щекой к моей щеке и шепнул:

— Это твой, что ли, тебе выставку сварганил, да? Я же говорил, что ты всегда падаешь на четыре лапы, как кошка.

Заместитель мэра поздравил присутствующих с открытием выставки и сказал, что ему нравится искусство молодых.

Затем с прочувствованной речью выступил Шимшон. Его седая прядь элегантно спадала на лоб, а речь изобиловала выражениями типа «конкретика и абстракция», «метафорическая стратегия тела», «крушение репрезентации» и «субъективный нарратив». Имена Лакана, Фуко и Деррида[21] кружились вокруг меня, как блестящие конфетти, а со стен на меня в упор смотрели страдальческие глаза Саманты.

Весь вечер я нервно поглядывала на дверь в надежде, что она вот-вот распахнется и войдет Наоми — долговязая, нескладная, в поношенном черном бархатном платье, купленном на блошином рынке, с неизменной сигаретой в руке. Но Наоми не пришла.

Когда речи закончились, я закрылась в кабинете директора галереи и набрала ее номер. Язык у нее заплетался. Я поняла, что она пьяна.

— В чем дело, где ты?

— Сегодня утром я положила маму в психушку. Она три дня подряд, не переставая, мыла полы, даже ночью, а потом выпила всю «экономику»[22]. У меня больше нет никаких сил.

— Я тебя весь вечер прождала.

— Прождала? Где?

Она забыла. Совершенно забыла.

— Как где? В галерее. На открытии моей первой выставки.

— Сыграй со мной в игру «Хорошо жить в мире, где…», — сказала она вдруг еле слышно.

— Ты что, рехнулась? Знаешь, сколько здесь людей?

— Ну пожалуйста. Назови три-четыре имени и всё.

Ни одно имя мне в голову не приходило. Кроме собственного.

— Я сейчас не могу. Позвоню тебе, когда все кончится. Держись.

Но когда все кончилось, мы с компанией друзей отправились праздновать в дорогой ресторан, а затем пошли домой, легли в постель и Шимшон, как младенец, прижался губами к моей груди.