Она захлебнулась криком, повалилась на землю и затихла. Кагэро безразлично пожал плечами.
— Я выполнил свое обещание, Дзюбэй-сан. — Он бросил голову в костер, и пламя, чавкнув, приняло жертву. — Я все сделал, как было обговорено.
И он исчез в темноте.
Когда Дзакуро дрожа склонился над дочерью, ее сердце уже перестало биться. Камари была мертва.
— Умерла… — просто сказал Дзакуро. И страшно-пустыми глазами посмотрел на Дзюбэя, который увидел в этих глазах то, чего боялся больше всего. Раздались голоса:
— Негодяй!
— Мерзавец!
Где-то слева блеснула сталь клинка. Дзюбэй зажмурился — сжал веки, как только смог. Но удара все не было. Вместо него — пустые глаза Дзакуро.
— Не так, — сказал он. — Моя дочь совершила преступление. Дакуан… был простым человеком, но он был сыном нашего врага, заклятого врага, значит, он тоже был нашим врагом. Все помнят, как они убивали нас. Но моя дочь умерла еще более страшной смертью. Этого можно было бы избежать.
— Это Кагэро… — в отчаянии прохрипел Дзюбэй, но его уже никто не слышал и не слушал.
— Ты ответишь за смерть Камари, — сказал Дзакуро, в равнодушном голосе его не было угрозы. — А с Кагэро мы поговорим после.
Дзюбэй быстрым движением выхватил из-под пояса короткий, но очень острый кинжал.
— Душу… открыть… хочу… — хрипел он; слова застревали в горле и никак не хотели выходить свободно. Но кинжал выбили, а руки связали ремнями под согнутыми коленями. Связали так, что колени упирались Дзюбэю в лицо, и ноги обвязали такими же ремнями.
— Стойте! — крикнул Дзакуро. — Зачем ждать до утра? Смотрите, костер горит уже не так сильно. Давайте положим его туда, когда огонь станет совсем слабым. Ремни хорошо сырые?
— Дзакуро, что ты делаешь! — закричал Дзюбэй, внезапно обретя голос. — Ты сошел с ума! Ямэро! Дамэ!
— Да, я сошел с ума, — прошептал тот, наклонившись к самому уху Дзюбэя.
Скоро костер перестал ухать и трещать. Пламя еще лизало черные угольки, но прежней силой оно уже не обладало.
Дзюбэя подняли и осторожно положили прямо в центр кострища. Огонь, почуяв новую пищу, запрыгал вокруг тела. Дзюбэй стал дергаться, мычать что-то; его одежда пришлась пламени по вкусу. Он пытался как-то выкатиться из огня, но Дзакуро длинной жердью заталкивал его назад. Да к тому же кто-то подбросил хвороста — и пламя взметнулось.
Люди стояли, смотрели, слушали — таких отчаянных, звериных воплей не слышал, верно, еще никто. А потом, когда Дзюбэй затих, разошлись по домам. Только Дзакуро остался сидеть над мертвой дочерью.
