Кончилось все тем, что Кагэро повалился на пол у стены, закрыл глаза и долго любовался хороводом цветных шаров. В голове же была каша. Единственное, что можно было выделить из хаоса звуков и изображений, это слова:
«Истинно… Достоверно… Действительно…
Рожденный однажды, родится дважды и трижды… и ни смерть, ни болезнь… не коснутся его…
Истинно… Достоверно… Действительно…
А если смерть осмелится приблизиться к нему… да падет проклятие на тех, кто позволил это… кто не отдал свою жизнь взамен его жизни… кто не встал грудью за него… кто не пал ниц, дабы спасти его…
Истинно… Достоверно… Действительно…
Ежели кто будет так безумно смел, что поднимет руку на него… или хотя бы осквернит его словом, или взглядом, или мыслию… того лишить рассудка, либо глаз, либо рук… а кто убьет его, тому никогда не увидеть смерти…
Истинно. Достоверно. Действительно».
Последние слова прозвучали твердо, словно говорящий был уверен в том, что произносит. Потом все встало на свои места. Осталось только желание уснуть и легкое головокружение. Так он и просидел до утра, привалившись к стене. А утром пошел к Мудзюру.
Тот воззрился на Кагэро невинными глазами.
— Прекрати это! Я всю ночь не мог уснуть и сейчас не могу, хотя глаза слипаются!
— Нервы, — невозмутимо ответил Мудзюру. — Ты до сих пор не научился успокаивать нервы? Это же элементарно!
— При чем тут нервы? — вскричал Кагэро. — Чего ты хочешь добиться от меня этим? Что я должен сделать, чтобы ты вернул мне сон?
Лицо Мудзюру сразу стало жестким и суровым, будто выточенная из стали маска. И глаза — словно два изумруда. Таким Кагэро видел его только тогда, в долине…
— Ты должен понять. Понять, что сделать. Понять, не чего я хочу, а что тебе нужно.
Мудзюру говорил, будто бросался фразами. Бросал каждую, как копье. И каждая попадала в цель. Кагэро вдруг понял, что хочет научиться говорить так, используя не только слова.
А закончил Мудзюру и того эффектнее:
— Пошел вон!
Почему-то Кагэро не захотелось возражать, и он покорно вышел. Только снаружи пришел в себя, вдохнув свежего воздуха. Только сейчас до него дошло, что воздух в доме Мудзюру пропитан запахами благовоний и чая. «Как он там выдерживает так долго», — думал он…
Дома в селении были не очень богатые. Видно, что живут крестьяне, пусть и не нищие. Кагэро ходил по улицам, смотрел в лица людям, но встречал лишь тени. Да, именно так. Он не видел огня жизни в их глазах, не видел радости внутренней, а не внешней. Без всего этого они были мало похожи на людей, скорее, на подобия тех кукол, одной из которых совсем недавно был сам Кагэро. Еще ночью он чувствовал, как жизнь уходит из его тела, а пустоту заполняет нечто враждебное. Именно поэтому он с содроганием ждал следующей ночи.
