Я разлил остаток водки из первой бутылки по стопкам.
— Давайте, наверное, за то, чтобы через год нам было что сказать друг другу. Хорошее, незлое.
— Пусть в следующем году родится побольше хороших людей…
— …и умрет побольше плохих?
Мы засмеялись. Шутка была не ахти, конечно, но…
Водка была крепкая, и приятное тепло уже начало разливаться по телу. Надо притормозить, это ощущение очень обманчиво. Я разом приговорил несколько рулетиков, очень жирных, тарелку оливье и почти весь оставшийся салат из яиц и плавленых сырков.
Володя отложил вилку, вытер руки и отвалился на спинку стула. Гриша-Паша удивительно быстро уничтожил салат, наваленный ему на тарелку Аленой. Народ, похоже, вошел в благодушное состояние, когда приятно спорить о несуществующих вещах.
— Кстати, о птичках. — Игорь вытер салфеткой рот, скомкал ее и бросил на тарелку, после чего встал и ушел в прихожую. Там он пошуршал немного полиэтиленом и появился на кухне уже с книгой в руках. — Вот. — И протянул мне.
Обложка у книги была слишком, как по мне, яркая, что в традициях современных издательств. На ней красовался загадочный монстр, что-то вроде паука напополам с осьминогом, вылезающий из воды на каменистый берег, и человек героической наружности, вонзающий копье в единственный глаз монстра. Книга называлась «Последний шанс» и подписана была фамилией Митин.
— !.. — сказал я. — Ну, выходит…
Почему-то все мои знакомые, которые начали писать лет на пять позже меня, уже имели по одной, а то и по две книжные публикации, только я со своими философско-психологическими наклонностями с изрядной долей сантиментов сижу до сих пор, можно сказать, в литературных девках…
Я открыл книгу. На первой странице красовалась подпись «Самому безотказному читателю. 31.12.».
— Читать не рекомендую, — подал голос Гриша-Паша. — Особенно после еды.
Игорь уселся на место и смерил ценителя литературы особенным, беззлобно-презрительным, взглядом и спросил:
— Ты сам-то помнишь, когда последний раз писал?
— Ха! — Гриша-Паша достал сигарету и закурил. — Шолохов тоже, считай, одну книгу всего написал, «Тихий Дон», а остальное — лажа. И ничего, хватило.
— Ну-ну, Шолохов ты наш… Вот, единственный среди нас настоящий писатель. — Игорь показал на Володю.
— В самом деле? — оживилась Алена.
— Есть немного, — согласился единственный писатель. — Пишу бурду всякую.
— Не слушайте его, — снова вмешался Игорь. — Это у него хроническое. Особая форма морального садизма.
