Относительно мятежа он все время предупреждал высшее начальство, что среди матросов не существует никакой дисциплины. Что это подтверждается постоянными столкновениями солдат с пьяной и разнузданной матросней. Что офицеры, прибывая из плаванья, рассыпаются по вспомогательным учебным заведениям и курсам, разъезжаются в отпуск, и что фактически в экипажах остается не более одного офицера, чтоб руководить занятиями и поддерживать связь с матросами. Что матросы не виноваты в режиме, который действует на них разлагающе.
— В данный момент, — говорил он, — за бунт поплатятся простые люди.
Даже о помиловании пятерых главных зачинщиков он ходатайствует на Высочайшее имя, но настаивает на примерном наказании Щнипки и Аладьина, членов распущенной думы, которые вызвали взрыв и были найдены между досками в порту… Они на коленях молили о пощаде, но когда сюда для их защиты, с разрешения высшего начальства, явились адвокаты, их поведение стало вызывающим и дерзким. Теперь он настаивает на разоружении эскадры. Но моряки сохранили огромное влияние в сферах и всячески противятся этому.
Несколько позднее, после Высочайшего завтрака в Петергофе, обходя гостей, Государь подошел к отцу.
— Ну, а теперь у вас в Кронштадте все спокойно?
— Пока на рейде еще стоят не разоруженные суда, Ваше Величество, — ответил отец.
— Ах да, это эскадра Цывинского, — прервал его Государь и сразу же отошел в сторону.
Цывинский был старшим офицером на «Памяти Азова», на которой Николай II, будучи Наследником, совершал кругосветное плавание. Видимо, царь любил его и верил ему. Во время войны в Могилеве он вызвал местного крестьянина Цывинского к себе в Ставку и сердечно отозвался о своем бывшем начальнике.
Но ведь «Память Азова» выкинула красный флаг и вышла в Балтийское море одновременно с тем, как беспорядки вспыхнули именно в тех частях, где служил Государь: в первом батальоне Преображенского полка, в первом эскадроне лейб-гусар, в первой конной батарее.
Крепостной жандарм смотрел на дело иначе.
— Верьте мне, — повторял он при каждом докладе, — Кронштадт — это труп, разлагающийся и гниющий, и когда он лопнет, будет слышно по всей России.
Все, чего удалось добиться моему отцу, это было назначение на усиление гарнизона по очереди одного из полков гвардии при батарее. Когда же все пришло в норму, Великий Князь прислал в Кронштадт своего помощника генерала Газенкампфа, а помощником отцу назначили генерала Адлерберга…
