Записки русского изгнанника | страница 23



со стороны 5-го класса.

Лишь в первой (строевой) роте, где кадеты уже получали ружья и знаки отличия, немного начала проясняться атмосфера, начали налаживаться отношения, стали формироваться характеры и проглядывать наклонности, вкусы и интересы. Я думал, что же будет, когда маленькие сорванцы подрастут и станут взрослыми?

В один из первых же отпускных дней я поделился с тетей Адей и тетей Туней моим негодованием на цинизм товарищей. Но я был поражен, когда тетя Адя, смеясь, сказала мне, что появление ребенка на свет не есть сверхъестественный дар, а такое же естественное явление, как появление яйца у курицы.

Я был глубоко потрясен. Неужели же жизнь человека есть последствие похоти? Я готов был принести обет безбрачия, но во всяком случае поклялся, что во всю жизнь никаких отношений с женщинами не позволю себе внебрачных уз.

Насколько чужда была для меня товарищеская среда, настолько же офицерский состав и штат преподавателей не оставляли желать лучшего. Быть может, теперь только я вполне отдаю себе в этом отчет.

Директором был Аполлон Николаевич Макаров, просвещеннейший, редкой души человек, уважаемый всеми, даже кадетами. Добрейший по природе, он был непреклонен в делах морали. Помню один характерный случай. Со мной поступили в корпус два брата Шелковниковы — дети известного кавказского генерала, оба прехорошенькие блондины, прекрасно воспитанные, особенно младший, поражавший своей наружностью.

— Дай мне твое пирожное, — попросил он раз своего товарища.

— Ладно. Хочешь за поцелуй?

— Идет!

Дело дошло до Макарова.

Когда вся рота выстроилась и появилась его гигантская фигура, дрожь пробежала по спине. Трудно описать его негодование.

— Ты опозорил свой мундир, имя кадета! — кричал он. — Сорвать с него погоны! Вон! На левый фланг! Будешь ходить два месяца за ротой!

Бедняга, закрыв лицо руками, с оборванными погонами бросился на указанное ему место. Кадеты почувствовали, что существует нечто, что стоит выше пошлой обыденщины.

Часто, оглядываясь на товарищей, вспоминаю, что среди них многие носили имена героев 12-го года, Севастопольской кампании или кавказских войн. Макаров довел нас до 7-го класса и ушел директором «Соляного городка», бывшего подобием народного университета. Все искренне оценили его и горячо сожалели об его уходе.

Корректный и выдержанный Бродович оставил нас уже в 3-м классе. Вскоре наше отделение принял Николай Петрович Алмазов. Трудно оценить с полной справедливостью этого исключительного педагога. Образованный и просвещенный, чудной души человек, он был идеалом воспитателя. Он понимал каждого из нас, видел его насквозь со всеми его достоинствами и недостатками и умел направлять каждого. Наказывал он крайне редко, но влияние его было огромное. При этом он обладал мягкими манерами и был интересен и занимателен как собеседник. На моих отпускных билетах он всегда писал: «Безупречен во всех отношениях», — и ни разу не оскорбил меня даже замечанием, так как я понимал его без слов.