— Помилосердствуйте, Алия-ханум, вы и так вскружили мне голову. Ради Бога, Фируза… Остановите пароход, я не выношу качки… Такого рода вещи, я сейчас поеду в Ригу…
— Вот, Алия-ханум, — говорила Рохсара, — выходите замуж за Мах-мандарова, он в вас влюблен. А вашего Зайку отдайте моей Фирузе.
Но наши шалуньи совсем закусили удила. Аля с Фирузой вновь и вновь переживали лучшие годы своего девичества и переходили от одного приключения к другому. В соседнем богатом осетинском ауле устроили праздник: «Бик резил, баран резил, лапу (мальчик) джигитовал, чиж (девушка) плясал». Наших красавиц нарядили в туземные костюмы, затянули в корсажи с горизонтальными полосками литого серебра на груди, с чадрой на голове и с восточными туфельками на ногах.
Целую ночь пировали, танцевали «уго» и только к 4-м часам покатили домой, сопровождаемые сотней джигитов, окружавших экипаж и потрясавших воздух криками, выстрелами и гиканьем: «Кары ябах… У, марджья гьяур иаха… Согревай коня. Вперед, собачья кровь!»
По дороге обратно, в Карс[96], Аля со всеми новыми друзьями водрузилась в наш экипаж. Все были закутаны шалями, вуалями и пледами до самых глаз от дорожной пыли.
— Вот — я теперь одна, совсем одна, — говорила хозяйка, отирая слезы, — я так боялась вашей жены, а теперь она разбила мое сердце и увезла половину с собой.
Она ревновала ее к молоденькой Фирузе и не раз плакала от ревности.
Потянулись и мы по дороге в Карс, где общий сбор оканчивался штурмом крепости на высотах Ибрагим-табии, откуда открывался вид на все исторические места, взятые приступом в турецкую войну. В ушах звучали слова солдатской песни:
По фронту наш полковник отважный проскакал. «Ребята, не робейте», — он ласково сказал. Кавказские вершины, увижу ли вас вновь? Вы, горные долины, кладбище удальцов.
Разбор маневра кончился забавным эпизодом. Молодой корпусной командир, генерал Клюев, по окончании его обратился к собравшимся:
— Между нами я вижу несколько героев Порт-Артура. Быть может, теперь, на этих высотах, они припомнят какие-либо случаи или легенды, драгоценные для тех, кто еще не был на войне, и поделятся с нами этими, так сказать, перлами своего боевого опыта.
На лице Махмандарова, к которому, в сущности, — был обращен этот вопрос, промелькнуло озлобленное выражение.
— Мы применяли на войне все то, чему нас учили существующие инструкции. — сухо отвечал он, — своего мы не вводили ничего.
— Быть может, вы поделитесь с нами чем-нибудь? — обратился Клюев к седому выслужившемуся из юнкеров командиру 4-го полка, на простодушном лице которого было написано искреннее желание сказать что-то.
