— Нет, все в порядке.
— Одышка, что ли? — допытывалась бывшая оперная колоратура.
— Я абсолютно здорова.
— Передо мной можешь не притворяться, — сказала певица. — Сейчас дам тебе таблетку нитроминта.
— Не нужны мне никакие лекарства.
— Тогда, может, сигарету с астматолом?
— Благодарю. Не требуется.
— Я смотрю, ты обиделась. А только напрасно отказываешься, у меня лекарств — целая аптечка.
— Но я никаких лекарств не принимаю. У меня лично, — добавила Орбан, выразительно подчеркнув эти слова, — нет никаких органических заболеваний.
Отступление прошло относительно успешно. В подъезде она приняла таблетку нитроминта и решительной, быстрой походкой направилась по улице, чувствуя на себе взгляд Аделаиды Чермлени-Брукнер.
Она не сбавила темпа, даже когда уже скрылась с глаз престарелой певицы. Что-то подгоняло, подстегивало ее, будто бы тот поступок, к которому она готовилась, мог быть совершен только в строго установленный час.
Войдя в первую попавшуюся аптеку, она попросила трубочку снотворного. Ей не дали, потому что у нее не было рецепта.
Тогда она вспомнила, что поблизости есть еще одна аптека, где работает знакомый ее мужа. Представившись провизору, она напомнила, что ее покойный муж когда-то был помощником провизора в аптеке «У янычаров». Знакомый мужа — за неимением рецепта — предложил ей какое-то безобидное успокоительное средство, но она отказалась.
Теперь к подстегивающей ее спешке прибавилась и нервозность. Всякое движение вокруг казалось ей как бы замедленным. Трамвай слишком медленно тащился в Буду, кондуктор с раздражающей неторопливостью щелкал компостером, пробивая билеты. А постовой регулировщик, как назло, еще и перекрыл движение. Орбан встала за спиной вагоновожатого, словно бы так скорее можно было добраться до цели.
Попав наконец в Буду, она направилась в парикмахерскую, которую в свое время порекомендовала ей Паула. Здесь ей пришлось изрядно прождать. Когда подошла ее очередь, она попросила мастера перекрасить ей волосы, чтобы они опять стали седыми.
Мастер и слышать не хотел. Радоваться надо, сказал он, что удалось получить этот теплый, естественный оттенок; и вообще перекрашиванием седина не восстанавливается.
— Но, господин Фабиан, — нетерпеливо перебила она, — я хочу стать седой!
Мастер пояснил, что этот оттенок красного дерева можно бы снять обесцвечивающим составом, а затем обработать волосы синькой, но какой получится результат: седина, льняная белизна или морковно-желтый оттенок, — гарантировать невозможно.
