— Ребиа, вон из класс, немедленно!
Ребиа вставал с циничной ухмылкой:
— Нет, отец!
Остальные:
— Браво, Рамон!
— Ребиа, немедленно!
Добрейший отец в гневе сглатывал слюну, а вместе с ней — леденец.
— Нет, отец!
Остальные начинали хором роптать:
— Он ничего не сделал. Это несправедливо.
— Вы, Летеран, тоже выйдите из класса.
Ребиа:
— Он ничего не сделал. Это несправедливо.
Отец, поворачиваясь к Рамону:
— Я же сказал, чтобы вы вышли!
Жаки, вставая с напускным безразличием:
— Он ничего не сделал. Это несправедливо.
Священник:
— Тоже вон!
Жаки:
— За что? Я ничего не сделал. Это несправедливо.
Отец:
— Вы разговаривали.
Жаки, сложив руки на груди:
— Кто? Я? Ну знаете! Сказать такое!
Остальные:
— Это не он, это Прифен.
Отец:
— Замолчите. Прифен, тоже вон!
Прифен, со слезами на глазах:
— Но я же ничего не сделал. Это несправедливо.
Остальные:
— Это он! Это он!
Отец:
— Прифен, не спорьте! Немедленно выйдите из класса!
Прифен, сев, обхватив голову руками, слезливо:
— Но я же ничего не сделал. Это несправедливо.
Отец чувствуя, что остальные утихомирились и даже перешли на его сторону:
— Послушайте, Прифен, выйдите из класса.
— Но…
— Хорошо-хорошо! Вы еще увидите…
Никто еще никогда ничего не увидел от отца Белона. Все ученики были довольны. Полная тишина. Все сидят на своих местах, священник продолжает урок, а несколько минут спустя все начинается сначала — так или иначе.
Марионетка на уроках был жестче. Он наказывал и не отменял наказаний. Но, как говорил Косонье: «Шутки ради не грех и пописать». Когда четвертый класс действительно бузил, об этом знала вся школа.
Прежде чем вернуться на занятия после перемены в четыре часа, ученики стали передавать друг другу неизвестно откуда пришедший строгий приказ.
— В пять часов Дени подаст знак платком, начинайте шаркать ногами и откройте парты. Потом положите сверху все словари.
В класс возвращались молча. До пяти часов — после молитвы, после чтения воспитателем нескольких страниц романа Финна — все было спокойно в большой классной комнате.
Ученики предвкушали и не могли дождаться назначенного срока. Время от времени они поднимали головы к часам с маятником, понимающе переглядывались и улыбались. Дени смотрел на Пьеро, Пьеро тоже улыбался.
Тревиль грыз ногти. Рамон повернулся к Мило и подмигнул ему. Рено смотрел в окно и листал книгу, не опуская глаз.
Последняя минута тянулась очень долго и в полной тишине. В пять часов Дени достал платок, поднял его, и тотчас же все началось как по волшебству.
