Утром через стеклянную дверь любовались спящей Настей.
— Чистый ангел! — повторяли мы с Нонной умильно.
Морщилась, как от мух!
— Дайте поспать, а? — рявкнула. Но встала.
— В школу сегодня пойдешь? — поинтересовался.
— Совсем уже, батя? Майские дни!
Ах да! Совсем заработался. У писателя праздников нет. Точней — сплошной праздник.
— Между прочим, у меня день рождения завтра! — напомнила Настя.
— А ты думаешь, мы забыли? Ну и как мы его будем справлять?
— Я отмечаю с моими друзьями! — проговорила надменно.
— А мы тебе — не друзья? Может, в Елово поедем?
Это меткий удар! Дружба дружбой, а как же любовь? Заколебалась.
— А… Кузюшка с Алкой там?
Хотела, конечно, спросить другое.
— Вполне возможно. Давай позвоним! — потянулся к телефону.
— Не надо! — проговорила она.
— Так, что ли, не едем?
— Едем.
Где пахнет приятно? Только в Елово. Сразу, как с платформы сойдешь, все пропитано и пронизано воспоминаниями.
Дом творчества уже третий год не работал: шаги прогресса, успехи реформ.
Пошли на Кузину дачу.
— А Кузя с Алкою нас пустят? — снова заволновалась.
— Так Кузя отписал нам террасу! Забыла?
— А, да! — гордо Настя произнесла и даже приосанилась. Помещица!
— Тимчик, правда, в Оксфорд собирается, зубрит усиленно. Но, может, и здесь! — Теперь, когда мы уже приехали, можно было и сообщить часть правды.
С расстояния ели глазами. Открыта дверь! На даче они! То-то по домашнему телефону не откликались. Ускорили шаг.
Поначалу они обрадовались сдержанно, впрочем, мы с Нонной профессионально растрясли их в своих объятиях, расшевелили, разговорили, и вскоре вполне оживленный гул заполнил дом. Вот так-то!
Тим в угловой занимался, но крикнул, что скоро выйдет. Всегда я имею тайный план. Как же его не иметь, зачем впустую-то шастать? И тут имел: может, место встречи и начала их дружбы пробудит, так сказать? Выпить тоже хотел, но больше страдал за Настю: ведь достойна же она хорошей жизни! Надо лишь постараться. Это и есть главная подоплека всех моих действий последних лет.
— Рикки! — рявкнула Настя, спускаясь с крыльца.
Тот застонал: после всех ужасов купчинской жизни блаженствовал кверху брюхом у печи. Вздрогнул, приподнял башку и опять уронил. Мол, не имею больше сил на ваши глупости.
— Ладно! Пусть валяется! — я Насте сказал. Та, конечно, насупилась. Рикки — единственное существо, что подчиняется ей беспрекословно, и его лишают.
Вышли на воздух — мы втроем и Кузя с Аллой. Появился и Тим. Возмудел!
— Смотри, Настя! Вдыхай! — Я специально привлекал к ней внимание.
