— Вот спасибо, — неуверенно проговорил. — Жизнь не удалась?
— Что ты знаешь о жизни вообще? — произнесла горько она. — А еще пишешь!
Удар под дых!
— А что бы ты хотела… чтобы я знал?
— Хотя бы что-то!
— Ну что?!
— Хорошо, — произнесла сдержанно. Подошла к окну, сдвинула оранжевую портьеру широким жестом. — Прошу!
— Прыгать, что ли? — мрачно пошутил.
— А тебе не видно?
— Чего видно-то? А-а-а.
Да-а. Батальное полотно, достойное Верещагина.
На углу перед остановкой, под сизым светом фонаря, в большой луже, огромная толпа! Никогда столько не видел. Две толпы, разделенные небольшим промежутком, но сейчас, похоже, сомкнутся. И мало не покажется. И те и другие вздымают мечи: те, что в ватниках потемней, бряцают зазубренной арматурой, что в ватниках посветлей — огромными кольями. Которые наши? Колья, наверно, нам ближе? И что на этом пустыре можно делить? Впрочем, идиоты что-нибудь да найдут!
По проходу меж двух армад задумчиво бредет старуха с кошелкой. Ее, видимо, это битва не волнует. А нас?
Посмотрел вопросительно на Настю:
— Из-за тебя, что ли, дуэль?
— К сожалению, нет!
Но гордо произнесла, надо понимать, все это посвящается более высокой цели.
— «Война Алой и Белой Розы»?
Усмехнулась. Мозги еще не пропила. Книжек я ей много давал… да что толку?!
— Для тебя это ничто, а для кого-то вопрос жизни и смерти.
— Ты, надеюсь, не принадлежишь к их числу?
— К сожалению, нет!
То есть как бы ей хотелось, чтоб — «да»!
— Это… что-то хорошее? — пальцем указал.
— Тебе бы только хорошее! — попрекнула меня.
— Если это упрек, то звучит странно. Ну все, можно закрывать!
Ночью всплыло воспоминание: мы тоже вели бои! Наш дом номер семь на Саперном, где мои ровесники были дети научных сотрудников Института растениеводства, почему-то обязан был воевать с домом номер восемь, стоящим напротив. Почему это было принято, не могу сказать, не помню никаких отъявленных злодеев из дома восемь. Помню только «утро боя». Откуда-то стало известно (откуда?), что они сегодня на нас нападут. На улице грудами лежали булыжники. Их вытащили, потому что готовилось асфальтирование, и уже съехались высокие «катки» с могучими валами для укатки асфальта. Канавы, машины, грохот — все действительно создавало атмосферу боя, оставалось только его начать. Из чего он родился? Никто, я думаю, не сумел бы толком объяснить. Но все с тоской чувствовали, что он неизбежен — почему?! — и будет ужасен. Какой-то стратег (кто именно?) решил, что мы встретим противника, когда он войдет во двор, градом булыжников сверху. Градом булыжников! По головам! Никто, я думаю, до конца в это не верил. Тем не менее по чьему-то указанию мы носили и носили булыжники с улицы и складывали их на подоконнике лестницы, на втором этаже, чуть ниже двери в нашу квартиру. Больше одного булыжника было не втащить. Он сам был похож на чью-то лысую голову — могуч, лобаст. Неужели мы, дети культурных родителей, будем целиться ими в людей? Я несколько раз шумно и деловито поднялся по лестнице с булыжником, тщательно укладывал их в баррикаду на подоконнике (не дай бог, свалится раньше времени). Потом, озабоченно бормоча: «Сейчас, сейчас!», словно осененный гениальной стратегической идеей (идея действительно была гениальная), поднялся на один пролет к двери своей квартиры, открыл ее и вошел. Тщательно запер дверь и сел заниматься. Помню, с каким упоением, наслаждаясь тишиной и уютом, я читал. Изредка вспоминал дворовую ахинею, прислушивался… Тишина! Утром был тихий солнечный двор. Булыжники куда-то исчезли. Рассосется и тут!
