— Теперь она меня съест! — Это он имел в виду Аллу.
— Зачем ей тебя есть, если ты столько зарабатываешь! — успокаивал его я. Слушателем я был идеальным, Алла давно бы уже надавала ему по рогам.
Мы вышли из дома, проследовали по местам оказания ритуальных услуг, перемежая их услугами барменов и половых. И в скорби можно найти приятное, если ею управлять. Из огромного своего опыта общения с Кузей я знал, что его загул быстро оборачивается бурным раскаянием, и спешил насладиться, пока деньги (сэкономленные страшно сказать на чем) еще были. Утром мы двинулись в Елово — похороны должны состояться там.
— А знаете, вашу дачу ограбили! — радостно сообщили ему, только мы вошли в холл Дома творчества.
— Кто? — пробормотал он.
— Да дети ваши! — язвительно проговорила дежурная. Эти юннаты уже извели ее, привыкшую к тихой жизни, и вот — момент мщения.
— Дети — это еще ничего, — успокаивал его я. — Дети — это святое…
Тут в холл вошли Алла с Тимом, и я сначала обрадовался: значит, не «Тимур и его команда» ограбили дом… Но где Настя? Похоже, зря я Кузю утешал. Утешать-то как раз надо было меня, беда как раз случилась со мной, точнее с Настей, — ну просто притягивает несчастья!
Со слов Аллы, все произошло так: вечером она Тима не отпустила, поскольку он и так уже пробегал весь день и должен был выполнять задание по английскому. «И Насте, — злилась Алла, — тоже предложила принять участие: английский не повредит». Но ту было уже не остановить. Умчалась! Собрала шайку самых отъявленных головорезов (из детей) и забралась на их дачу! «На их», понял я, то есть как раз на дачу покойной Кузиной мамы, великой переводчицы. Стало быть, без Тима не обошлось: считал эту дачу своей, собирался там устроить вечеринку, ключ дал, но сам в последний момент уклонился. Теперь вроде сообразил, что «полная несознанка» его не красит, и лениво процедил, что поначалу был план вытащить из дома поленья и сделать «большой костер» (надо понимать, пионерский). Но! Без него он лезть в дом запретил!
— А эти все равно полезли… так и надо им! — не удержал он своей природной злобы.
— Так пойдем в милицию… твои же друзья!
Алла встала на защиту птенца:
— Никуда мы не пойдем!
Пусть «те» там, а «мы» — здесь!
Из «тех» пострадала лишь Настька. Умела влипнуть! Сидела в отсеке за решеткой, опухшая от слез, но с гордо поднятой головой. Так задрала голову еще и потому, что текли сопли. Вечно простужалась, очередной «подвиг» ей стоил здоровья. Притом хранила гордое молчание. Как сказал пожилой начитанный милиционер, «Молодая гвардия», героиня в неволе. Очевидно, эта роль ей пришлась: даже на меня глянула злобно.
