— Мы с тобой на море поедем, кино снимать! — сообщили мы Насте, когда вышли на прогулку на Ольгин пруд.
— А дети там будут? — серьезно поинтересовалась Настька.
— Дети? — Я на мгновение задумался. — Обязательно!
Для драматизма, чтобы лучше запомнилось, позвонил в полпервого ночи. Сняла трубку Алка, потом друг Кузя в своей комнате.
— Привет! — заорал я, зачем-то изображая, что звоню из шумного помещения. — Не хотите в Ялту поехать, на съемки моего фильма?! Полный ажур!
— А что? Отлично! — бурно обрадовался он, но, наткнувшись на холодное молчание супруги, умолк.
Алка помучила нас молчанием.
— Что ж, можно, — многозначительно сказала она, словно намекая на что-то за кадром.
— Ой! А как же детей мы оставим?! — встревожился Кузя.
— Ничего! Перебьются! — хладнокровно произнесла Алла.
— Ну почему — оставим! С собой возьмем! — произнес я радушно.
Теперь молчание Алки было другим. Более глубоким. «Ах вот как?» Она-то надеялась, хотя бы на юге, на прежний разгул. Это ведь я ее с Кузярушкой познакомил — честнейшим человеком!
Теперь и я паузу не собирался прерывать! Долго молчали. Перемолчал ее!
— Да, я же и забыла, ты теперь у нас друг детей! — усмехнулась она.
Дети — святое.
В Ялту ехали поездом, демократично, со всей съемочной группой, но своим купе, с Кузей и Аллой, и встретились наконец-то наши детишки. Но — не сошлись!
Их Тим ходил по всему поезду, настырно приставая с разными просьбами то к мирно пьющим кинооператорам, то к младшим администраторам, и все время возвращался с какой-нибудь добычей: то конфеткой, то каким-то красивым шурупом. Бережливо прятал в свой ранец, Насте не давал.
Та, насупленная, лежала на верхней полке, видимо, обиженная недостатком внимания. Да, с Тимом они вряд ли сойдутся, увы! То я, то Кузя, то Нонна время от времени заглядывали к Насте на полку, пытались ее смешить.
На остановках вытаскивали ее, ходили по платформе. Покупали сначала картошку с укропом, а потом уже вишню в газетных кульках, промокших пятнами.
И вот на длинном, тоскливом перегоне Настя вдруг тяжко вздохнула, свесила свои тонкие ножки (я помог ей слезть), села против Тима и спросила решительно:
— Тим! А ты любишь животных?!
Он даже перепугался.
И вот — море, солнце! Вокзал в зелени!
Увидев меня с моей свитой на платформе, Ухов оторопел.
— А… — Он пытался что-то вымолвить, но не смог.
— Входит в стоимость блюд! — ответил я фразой загадочной, а поэтому неопровержимой и обвел плавным жестом своих.
— А я, — наконец выговорил он, — сделал тебе люкс в гостинице. На двоих! — тихо добавил он, точно не зная, с кем я тут ближе.
