— Командуй. — Негромко произнес сотник.
— Деда, я…
— Командуй, говнюк! — зло прошипел дед, толкая внука локтем в бок. — Я за тебя вершить должен?
«Господи! Как командовать-то? Нет, ну нельзя же так…».
Получив еще один толчок в бок, Мишка все же поднял руку и махнул ей в сторону плота с виселицей. Бурей недоуменно дернул головой и снова уставился на деда с внуком.
— Голосом! — снова зашипел дед. — Давай, Михайла! Пусть это угребище хоть раз ТВОЙ приказ выполнит.
Мишка прокашлялся и, сам не замечая, что до боли вцепился пальцами в поводья, вытолкнул из глотки, царапнувший наждаком, крик:
— Исполнять!
Бурей снова недоуменно дернул головой, потом пожал плечами и обхватив Бориса одной рукой поперек туловища, приподнял парня, а другой накинул ему на шею петлю. Еще раз оглянувшись на всадников, отпустил приговоренного и отступил на шаг назад. Борис, выпучив глаза и синея лицом, забился в воздухе. Молодое, здоровое тело не желало умирать, изгибалось, дергалось, раскачивалось, казалось, что эти конвульсии длятся уже вечность и никогда не закончатся.
— Бурей!!! — Хлестнул над головами дедов окрик.
Горбун слегка присел и по-обезьяньи подпрыгнув, обхватил тело Бориса руками и ногами, повиснув на нем всей тяжестью. Мишке послышалось, что даже сюда — метров за пятнадцать-двадцать — донесся хруст шейных позвонков.
«Господи, сейчас голова оторвется… Да что ж он творит!».
Бурей припал ухом к спине повешенного, как будто прислушиваясь к тому, как из тела уходят остатки жизни. Глаза закрыты, рот ощерен — урод наслаждался!
— Бурей!!! — Только после того, как палач отпустил тело казненного, до Мишки дошло, что кричал не дед, а он сам. И, что самое удивительное, тон совершенно не соответствовал тому, что переживал Мишка — не истерический вопль (лишь бы прекратить кошмарное действо), а требовательный начальственный окрик.
Обозный старшина перескочил на паром, отвязал чалки, оттолкнул плот с виселицей и остался стоять, провожая его взглядом, казалось он вот-вот помашет вслед уплывающему мертвецу рукой, желая счастливого пути. Мишка оторвал, наконец взгляд от гориллообразной фигуры и посмотрел на «курсантов». Строя не было, на берегу топталась стоящая рядами толпа — кто-то согнулся в приступе рвоты, кто-то, похоже брякнулся в обморок и его поддерживали соседи, от того места, где стояли девки, донесся звук истерического рыдания.
Сатанея от собственного крика, Мишка заорал, что было мочи:
— Школа, становись! Равняйсь!
