— До чего ж ты зануда, — говорит девица Пухова с удивлением. — Ближайшая урна знаешь где?
— Нет, — говорит студент Соколов.
— Вот и я не знаю.
— Ты такая злая, — начинает студент Соколов.
— Все мы, тощие, такие, — говорит девица Пухова демонически.
— Или еще хуже. — Взгляд писателя уходит в мрачные глубины стакана. Там блещет и вздрагивает и, кажется, зовет ясным стеклянным голоском. У взгляда кружится голова, перехватывает дыхание; он падает вниз сорвавшимся с обрыва человечком. Писатель жмурится и делает большой глоток. — Я как будто в глухой степи с волками собеседуюсь, — говорит он. — Eй-бoгy.
Надменный смеется. Лысый улыбается смущенно и сочувственно.
— Я придумал сюжет, — начинает писатель, оживляясь.
Оживившись, Зарик вытягивает из большого желтого пакета глазированный сырок.
— Ну как ты? — спрашивает Майк.
— Нормально, — хрипит Зарик. — И на нашей улице Вязов будет праздник.
Лиза сурово оглядывает комнату.
— Есть у тебя тряпка? — спрашивает она.
— Ты такие вопросы задаешь, — бормочет Зарик, съеживаясь под одеялом. — У меня температура.
— Тем более вредно дышать пылью.
— Это не пыль, это конденсат времени.
— Ах вот как. — Лиза проводит пальцем по книжным корешкам и негодующе смотрит сперва на палец, потом — на Зарика. Зарик кряхтит и стонет.
— Это из-за крыс, — говорит Майк, — пыль тут ни при чем. Придется крысоморку вызывать, я еще когда говорил.
— Если ты скажешь это еще раз, я закричу.
— Ты собственной головы лишишься и скажешь, что так и было, — говорит Майк сердито. Он заводит за ухо прядь распущенных волос и задумчиво смотрит на Зарика. — Может, мне выстричь челку?
— Челку выстрижешь когда-нибудь потом, — отзывается Зарик. — В сорок лет, когда будешь старый и никому не нужный.
— Это поможет?
— В сорок лет ничто не поможет, но тебе уже будет наплевать.
Они молчат и не смотрят друг на друга. В темной — горит только лампа над изголовьем кровати — комнате что-то шуршит и поскрипывает; иногда звук становится похожим на крепкий стук когтей, иногда его перебивает визгливый крик тормозов на улице. В углах лежат, мирно смешавшись с пылью, густые тени — может быть, именно пыль придает им такой глубокий насыщенный цвет. Внутри выключенного телевизора раздается глухой щелчок.
— Крыс! — кричит Майк. — Крыс ты видишь или не видишь?
— Перестань, — говорит Лиза, — он же болен.
— Не настолько он болен, чтобы бредить.
— Я тебе сто раз говорил, что это не крысы, — говорит Зарик.
— А что же это?
