— Разумеется, не ваша, — говорит Лиза серьезно. — То есть была не ваша, а теперь все по-другому.
— Но я не хочу по-другому! Пусть вернут все как было, лучше вообще без руки!
— А что говорят докторишки? — спрашивает Лиза.
Костю перекашивает от злобы.
— Они говорят, что я капризничаю и новая рука мне очень идет. Зато я, похоже, не очень-то ей подхожу!
Лиза оглядывается на бутылки, словно ища у них поддержки.
— Может быть, немножко текилы? — спрашивает она.
Костя горько улыбается, отрицательно трясет головой, осторожно высвобождает правую руку, снимает и кладет на стойку очки, трет ладонью лоб и переносицу, боязливо встает. Его левая рука, освободившись, неожиданно вскидывается и барабанит пальцами по стойке. Слабо охнув, Костя хватает ее и заталкивает в карман брюк. «Вот видите», — шепчет он. Его узкие глазки становятся чуть шире от ужаса, взгляд блуждает. Он берет очки и бредет к лестнице на второй этаж, придерживая левую руку в локте. Очки прыгают и блестят в его правой руке, вцепившейся в левый локоть, карман брюк топорщится.
— Емy пришили донорскую кисть, — тихо говорит Лиза в ответ на вопросительный взгляд сидящего у стойки клиента, — но он недоволен. Это нервы. Еще текилы?
Клиент — плотный, невысокий, седеющий, светлоглазый, удивительно аккуратно подстриженный — утвердительно кивает.
— А чья это была рука? — спрашивает клиент.
Лиза пожимает плечами.
— Может быть, пианиста? — предполагает она задумчиво.
Теперь задумывается клиент.
— Да, — говорит он наконец, — я всегда подозревал, что пианисты — страшные люди.
Он достает из пачки сигарету и медленно крутит в пальцах блестящую желтую зажигалку.
Поддетая зажигалкой, от пивной бутылки отлетает яркая желтая крышка. Ударившись об урну и отскочив, она падает на песок дорожки.
— Не попал, — говорит Зарик.
Зарик и Майк сидят на зеленой парковой скамейке, и в ногах у них уже стоит пара пустых бутылок.
— Может быть, они пытаются с нами сконнектиться? — спрашивает Майк.
— Зачем это им с нами коннектиться?
— Не знаю, — говорит Майк, — им виднее, зачем.
— Вон еще одна побежала, — говорит Зарик меланхолично. — Спроси у нее.
Майк подпрыгивает.
— Ты ее видишь? — верещит он.
— Вижу.
— Раз мы оба ее видим, значит, для нас она существует.
— Логично.
— А раз существует, значит, мы ее можем поймать.
— А зачем? — спрашивает Зарик.
От возмущения Майк даже давится пивом.
— Как зачем? Нужно исследовать.
— Это глюки, — говорит Зарик, — я уже исследовал. Кроме меня, их никто не видит.
