«За первым разом придет второй, третий, — размечтался счастливый Сашок. — Начнет Груня петь, как зрелая певица без возраста — умно, мастерски, сердцем. Только отчего это случилось здесь и сейчас? Нет ли какой конкретной причины для моей неожиданной радости — Груниного вдохновения? И где, наконец, милиционер, который должен народную певицу охранять от лишнего народа?»
Сашок покрутил головой, но так и не заметил на балконе незаметно стоявшего в дверях крепыша, который внимательно смотрел на сцену и в зал, а не улыбался, как солнышко. Потому что здесь это вовсе ни к чему было.
В гробовом молчании сестра Ксения прикатила коляску с инвалидом в тень деревьев. Отсюда Волга хоть и видна была, да все одно хотелось подъехать к ней, родной им сейчас, поближе.
— Она думает, нас давно на свете нет. Она нас не узнала, — под шум волны сказала Олеся Андрею.
— Отчасти она права, — ответил он, не глядя на свои культи, имея в виду и их тоже.
Больше отсутствия конечностей его беспокоила Олеся: закусила удила, знаки «Крутой поворот», «Ограничение скорости» не видит. Знак «Уступи дорогу» снесет грудью и сама погибнет.
«Эх, сделать бы все самому, взять грех на себя, любимую только потом поставить в известность: я отомстил, на мне, только на мне — грех. Как же неудачно я на мину-то встал».
Вниз по течению текли воды реки, вниз по течению — воспоминания о последнем в жизни Андрея дне афганской войны.
Их части крупно повезло, а роте, где служил сапером рядовой Голубев, — особенно. Часть выводили с войны одной из первых, роту, где были саперы, — самой первой. До моста им, загорелым мужчинам, героям Афгана, сидевшим в грузовиках, оставалось переехать небольшое поле — сплошь в невзрачных полевых цветах.
— Стой, — закричал главный по колонне, майор Малышев. — Проверить бы надо дорогу.
Первая машина остановилась, остальные недовольно загудели. Родина была рядом, руку протяни и цветок со своей земли сорвешь, а тут, мать твою, задержка происходит.
«Кончай, командир, пургу гнать, воду мутить. Мы — дома», — хотелось сказать каждому советскому солдату.
— Три человека — на дорогу, по два — на обочины, — не глядя на лица подчиненных, скомандовал осторожный майор.
«Я за вас отвечаю, я всех вас хочу живыми привезти к родителям, женам и детишкам», — наверное, думал он.
— Выполнять приказ, — крикнул Малышев. — Остальным — перекур.
Один из лучших солдат — Голубев, вместе со своей помощницей-овчаркой с киношной кличкой Джульбарс, пошел по обочине пыльной дороги, туда, где ждала его мина.
