— Как по-твоему, кто из них прав? — шепотом спросил Ботвид, когда они с Джакомо потихоньку выбрались из церкви.
— Трудно сказать, но каждый верил в то, что говорил!
* * *
Покою Марии пришел конец. Однажды утром приор проснулся ни свет ни заря оттого, что в стену над его кроватью кто-то стучал. Он прислушался и различил мужской голос. Стук становился все громче и ближе, стена прямо-таки ходуном ходила, и распятие, которое висело на ней, упало. Посыпалась штукатурка, кирпичи и куски известки покатились в келью, и наконец в дыру просунулась кирка каменщика. Великий снос начался, и на месте, где стоял монастырь, вновь отстроят Грипсхольмский замок. Монахи уходить не желали. Кочевали из кельи в келью, из залы в залу, но кирка и лом неумолимо их преследовали. В конце концов осталась одна только церковь, где они и поместились, а жили щедротами благочестивых окрестных обитателей. Все уговоры и увещевания пропадали втуне — пришлось выставить окна, но горемычные монахи спали под сквозняком на холодном полу. И тогда артельщик надумал их выкурить. Для этой цели окна вставили на место, а посередь пола запалили большой костер из шерсти и звериного волоса, что заставило-таки монахов покинуть церковь. Теперь одни разбежались по окрестным дворам, где сердобольные хозяева заботились о них, другие же подались в города, приискали себе дело, многие даже женились.
Между тем Джакомо и Ботвид, по тогдашнему обычаю сведущие во всех изящных искусствах, были приняты на службу — им предстояло украсить строящийся замок скульптурою и росписью. Оба с удовольствием смотрели, как сносят старый мрачный монастырь. Грипсхольмская бухта, прежде такая спокойная, полнилась жизнью и движением. Стук, грохот, пение работников, ржание лошадей, звон колокольчиков, баржи с известкой разгружаются у берега, в ближних рощах валят строевой лес.
Ботвид был словно одержим всеми этими витающими в воздухе духами нового времени; в неистовом порыве к разрушению он порою сам хватал лом и принимался выламывать камни из монастырских стен, или крошил киркою искусный орнамент на песчанике, или разбивал нос изваянию какого-нибудь святого. Он полагал и советовал, что церковь надобно снести, но хозяин свободного имения, что на мысу Калькудден, вызвался откупить ее для прихода, за весьма крупную сумму, каковую король счел за благо принять.
Церковь уцелела, а благодетель, господин Самсинг фон Бокстадхёвде, который по причине самодурства пользовался дурною славой, снискал теперь у прихожан благоговейный почет.
