Когда они ушли | страница 5



— А Искру ты чувствуешь? — все время улыбающееся лицо заострилось. В глазах плескалась боль и еще что-то. Может быть жалость.

— Ты опять о своем? Никогда я не чувствовал в себе этой Искры. Слышишь — никогда.

— И потому так затаптывал ее, заливал. И в себе, и во всей стае. Но теперь дело не в этом. Так значит, ты прошел Обряд.

— Да.

— Тогда молись, чтобы воины твои попали в лучший, а не худший мир.

Гибкий напрягся.

— Их четыре десятка, — шепотом почти выкрикнул. — Этого хватит и на пастыря, и на ублюдков.

— Слепец. Ты когда-нибудь видел, как бьется Гневный Жеребец? Хотя когда ты мог это видеть. Он ведь всегда был для тебя добрым пастырем. А никогда ты не думал, котенок, — лицо Гато исказила недовольная гримаса, — почему доброго старика так странно называют?

Гато молчал.

— Котенок, ты можешь поплакать над четырьмя десятками членов своего комитата. Или молча скорбеть, скрипя зубами. Ты ведь приобрел такую дурную привычку у презираемых тобой людей.

Забывшись. Эль Гато действительно скрипнул зубами. Волк негромко в ответ клокотнул горлом.

— Ты так и не научился говорить, — опять попенял Старший. — Не ярись. Просто скажи мне, где назначена встреча и с кем. Я приду. Ведь я, — он грустно улыбнулся, — Старший.

Волк с любопытством смотрел в лицо того, кого Старший называл котенком. Человек наверно бы испугался, а ему было интересно.

И без того крепкая как кулак физиономия гибкого воина вдруг пошла желваками, натягивая кожу. Нижняя челюсть пошла вперед, удлиняя лицо. Губы раздвинулись, обнажая белоснежные клыки. Эль Гато еще ниже припал к земле, все больше становясь похожим на того, чье имя носил. Только таких больших котов Волк никогда не видел. Он оскалился, обнажил зубы для схватки с извечным врагом.

— Рррлау, — бичом хлестнуло горловое рычащее заклинание Старшего, и Эль Гато разогнулся.

— Не смей смеяться надо мной, Гравольф. У меня есть свои Старшие.

— Отцы? — в голосе босоногого воителя вдруг прозвучала такая горечь, что Волку вдруг захотелось заскулить. Как тогда, давно в детстве.

И дерзкий Эль Гато вдруг потупился. Ответил. Глухо, как из-под земли.

— Отцы.

Гравольф быстро перебросил копье в левую руку, а правую протянул в сторону Эль Гато. Воздух между ними ощутимо загустел. Одетый в волчью душегрейку воитель запоздало бросил ладонь к рукояти меча.

Из-под доспеха потупившегося Эль Гато медленно поплыла широкая серебряная цепь, вытянулась в сторону Гравольфа, с громким звоном лопнула, рассыпая звенья и в ладонь его со шлепком влетело тяжелое серебряное кольцо.