А за глаза придумывали прозвища и похлеще. Бывало, идет Пьер на работу в грязной сермяге, вываливает навстречу крестьянская детвора и, смеясь, начинает кланяться ему в ноги: "
о, Ваше Чумазое Величество, не будьте несправедливы к рабам своим, киньте нам милостыню! Хотя бы кусок грязи...". На подобные выходки Пьер реагировал молча. И в том молчании не было ни презрения, ни обиды, ни даже равнодушия -- лишь отрешенная от всего земного пустота. А звонкий хохот крестьянской детворы звучал в его ушах как бессмысленный перезвон этого полуреального, по сути своей вздорного мира. Он обычно говорил себе: "
несчастные создания! они совершенно не задумываются о своих грехах, что ожидает их в Настоящем Мире?". Однажды свидетелем такой интермедии случайно стал Лаудвиг. Он хоть и сам пренебрежительно относился к своего младшому братцу, но обида за честь королевской династии даже сквозь хмельную голову ранила сердце. Он тут же доложил обо всем увиденном отцу. Король взревел от бешенства. Немедленно были посланы слуги, которые схватили шестерых люмпенских недоросткови приволокли их во дворец. То были пятеро мальчиков и одна рыжеволосая девочка. Эдвур, прежде чем их казнить, снизошел лишь до единственной фразы в их адрес: "вы, негодники, посмели глумиться над моим больным сыном". После этого король резко развернулся и ушел, отдав приказ Жоэрсу распять всех шестерых вниз головами, и убедив заодно епископа Нельтона, что хулители прозрачной крови хуже солнцепоклонников.
Каким-то образом сам Пьер узнал обо всей этой заварухе, прибежал к отцу и со слезами на глазах стал просить его о пощаде невинных детей. Он готов был вытерпеть сколько угодно ударов розгой, лишь бы по его вине не пострадали другие люди. И Эдвур проявил благоразумие -- настолько, насколько вообще может быть благоразумным железный беспощадный монарх его положения. Он ласково посмотрел на сына, на его провонявшуюся сермягу и выдвинул ультиматум: либо Пьер возвращается к нормальной жизни и никогда больше не опозорит себя такой одеждой, либо дети умрут, причем, по его вине...
В жизни юного подвижника это был мучительнейший выбор. Целую декаду он ходил хмурым как предвечная Тьма. Лицо бедняги окаменело от задумчивости. На лбу даже прорезались старческие морщины. Да, он принял решение, из-за которого вмиг постарел на целую эпоху. Вернее, он не принимал никакого решения. Он просто молча развернулся и пошел месить раствор.
