Через некоторое время человек уже опять погонял коня по дороге на Москву. Белокаменная была близко, и он теперь никуда не сворачивал, встречая обозы и конных.
Показались подмосковные деревеньки и над ними высокие стрельницы кремля.
— Доскакал, Федор! — сказал человек и перекрестился.
Темно в длинном, приземистом караван-сарае. В приоткрытой двери черная ветвь алычи и звезда. На косяке слабый отсвет дальнего костра: в углу двора варят плов. Где-то за тонкими глиняными стенами переступают кони и верблюды. У костра поют.
А судьба — темнее этой ночи. Она — как песня на чужом языке. О чем говорится в ней? О горе или радости? Поди угадай!
Это последняя ночь вместе со своими. Афанасий Никитин лежит на охапке горько пахнущего сена. Рядом — Копылов. Они молчат. Говорить трудно и незачем. Каждый чувствует: сегодня он теряет друга. Может быть, навеки. Но пока они вместе, и не нужно ни о чем говорить. Лучше вот так лежать и смотреть в дверь караван-сарая, не огорчая товарища воспоминаниями и думами о будущем.
И они лежат молча, а в душе у каждого боль и тревога. Сколько пережито с того дня, как рискнули они выйти в своих суденышках в разыгравшееся Хвалынское море! Трое суток швыряла их гневная фурстовина[46]. Как закроешь глаза, до сих пор видится утлый нос "рыбы", карабкающейся на бесконечный, ревущий морской вал. Внутри снова все обрывается, как тогда, когда "рыба", помедлив на белой, кипящей вершине вала, проваливается в распахнувшийся водяной мрак, летит в брызгах навстречу верной гибели и, только чудом уцелев, принимается снова карабкаться к небу… Они делают то, что могут: из последних сил стараются удержать лодку против волны. На второй ладье пали духом, ее вмиг оттащило, снесло, крики москвичей проглотила тьма. Но думать о чужой судьбе некогда. Волны то и дело накрывают людей с головой, а вырвавшись из удушающей ледяной купели, надо грести и вычерпывать воду. Сорвало и унесло мех с пресной водой, смыло мешок с провизией.
Мазендаранец Али, неловко повернувшись, чуть не падает за борт. Никитин чувствует, что еще мгновение, и либо порвутся мускулы руки, которой он обхватил купца, либо и он сам полетит за ним. Юсуф делает судорожные усилия, чтобы поддержать Али, помочь ему. Наконец Али вне опасности…
Хасан-бек сидит на веслах наравне со всеми. Крашеная борода его облезла и оказалась седой, но старик крепок и держится, отплевывая соленую воду, упираясь никитинскими сапогами в планку на дне "рыбы", чтоб сильнее был рывок весла. На веслах меняются часто, потому что силы иссякают быстро, а подкрепить их нечем, и самое страшное — уснуть.
