По тому, как засуетилась Марья, Федор догадался, что гость не простой. Услышав же его имя, смекнул: Кашин, тот самый…
Истово помолясь, Кашин прошел в горницу, уселся. Слышно было, как скрипнула лавка. Потом раздался старческий голос:
— Не было вестей-то?
— Не было, батюшка. С самого Нижнего не слыхать. Ты не знаешь ли чего?
— Слух был — под Казанью прошли.
— Свободно, батюшка?
— Свободно.
— Ну, слава те, господи! Каково-то им, сердешным?
— Ништо. Ныне, думаю, уже в Сарае. Доехали.
— Господи, господи! Дай ты им удачи! Твои-то здоровы, батюшка?
— Что им сделается? Как сама-то?
— Живу, живу, грех бога гневить…
Федор, которому любопытно стало поглядеть на Кашина, вышел из-за печки, подошел к кадушке, загремел ковшом.
— Кто у тебя там ходит? — спросил Кашин.
— А мужик, что от Афони-то пришел.
— А!.. Все ждет? Хе-хе-хе! Княжий-то суд долог!
— Долог, долог…
Кашин поднялся.
— Ну, ин ладно. Так, по пути зашел. Услышишь что — сразу ко мне.
— Как же, батюшка… Да постой, посвечу. Темно уж.
Марья с лучиной вышла в переднюю избу. Федор увидел длиннобородое, сухое, в морщинах лицо, круто изломленную серую бровь, огромный, повернутый к нему глаз.
Кашин остановился. Рука по привычке потянулась к бороде.
С первого взгляда на Лисицу встало в памяти Василия другое, до боли дорогое лицо.
— Постой! — сказал он Марье. — Это… он? Тот мужик?
— Тот, батюшка.
Кашин шагнул к Федору.
С трудом заставил себя говорить спокойно. Ответы Федора оглушали. Кашин не ошибся. Он был сын той самой певуньи Марфы, которую хотел и не смог забыть Василий. Стало быть, она жива…
Всю жизнь лежала на кашинском сердце вина перед Марфой. Были у Василия вины тяжелей и страшнее, но те он старался забыть, а эту помнил. Помнил, потому что и себя считал несчастливым.
— Ну, прощевай, Федор… Авось найдешь управу на монастырь.
Через день Марья удивленно окликнула Федора, завернувшего в дом среди дня:
— Слышь-ка… Велел Кашин тебе, коли работа нужна, к нему зайти. Говорил, не обидит. И что с ним деется — не пойму! Когда это Василий о людях помнить выучился?
Настал и такой день, когда Федор пришел за работой во двор Кашина.
Василий сам вышел к нему, велел накормить, потом послал вместе с конюхом пилить дрова.
Так повторялось несколько раз. Платил Кашин щедро, разговаривал ласково. Федору купец понравился.
— А хорош у вас хозяин! — сказал как-то Федор конюху.
— Хорош. Бог смерти не дает! — зло ответил конюх. — Не знаю, чего он с тобой так… Гляди! Кашин даром ласков не будет.
