Окруженные конными, скоморохи послушно вытаскивали из-за пазух и из мешков гудки и рожки, бубны и гусли.
Писец переломал все инструменты и только тогда догадался приложить к глазу комок снега.
— Хошь всех побью? — спросил Ларька.
— Пусть идут, несогласно качнул головой Иван. — А вы, слуги бесовы, помните! Не скоком и плясом, а трудом хлеб зарабатывать надлежит… И господню тварь писание на потеху мучить не велит. Или не знали?
— Оставил ты без хлеба нас! недобро, исподлобья глядя, сказал высокий скоморох.
Писец отбросил покрасневший комок снега, сплюнул кровью, молча подошел к своим саням, распутал веревки на коробе, стал швырять на сено пироги, куски мяса, туда же швырнул две рыбины.
— На, бери!
Скоморохи переглянулись, но с места не двинулись.
Тогда писец сгреб снедь, запихал в один из скоморошьих мешков.
— Пропитаетесь пока. Да ищите дело.
Повернулся, влез в сани и вожжами дернул…
— Как это ты один на восьмерых-то, да еще с медведями, кинулся? — держась сзади Писаревых саней, удивился Ларька.
— Так я с помощью божьей… Куда им выстоять-то было!
Обезоруженный, Ларька с уважением, осторожно объехал сани Ивана.
При первом случае он рассказал о битве со скоморохами боярину. Дмитрий Романович наставительно молвил:
— Вот учись, как по-божески-то поступать надо! Сам небось зубы скалил с гулящими и в ум не взял, что поймать их следовало… Н-да. А писец Иван по Христу ревновал. То ему и зачтется. А сейчас — на, снеси писцу с моего стола романеи и гуся. Да скажи, пришел бы как-нибудь вечером. Боярин-де любит чтение слушать.
Ларька романею, попробовав, снес, слова боярина передал. И опешил услыхав:
— Ничего я читать боярину твоему не буду. Так и скажи. И гуся его не хочу Он у вдовы девку ссильничал и везде, как кобель, блудит. Ему не библию читать…
Раскинув умом, Ларька яства отдал новой вдовице, а Дмитрию Романовичу поведал, что писец читать не может, потому что щека распухла и изрядно помят.
— Ну, пусть выздоравливает! — сказал Дмитрий Романович.
Ларька же, почтительно склонив голову, подумал: «Не так бы ты запел, господине, узнав, какую должность тебе писец Иван определил».
Чем дальше от Новгорода, тем реже попадались земли черносошных крестьян, деревеньки пошли чаще, а избы стали ниже: будто и их пригибала нужда, содравшая с крыш тес и дранку, прикрывшая стропила соломой да мхом.
Морозы с остервенелыми вьюгами заставляли подолгу отсиживаться на одном месте.
Под вой метели и тараканий шорох тоскливо тянулись длинные вечера. Ныли бабьи прялки, ныли хозяйские детишки, требуя у бабки рассказать сказку. Слушал Иван вместе с ними про князя Владимира Красно Солнышко, про богатырей-мужиков и силу поганую, про океан-море и остров Буян, про чудища крылатые и добра молодца.
