Она хотела сказать, что это маловероятно. С другой стороны, пленение Пиппита тоже было маловероятным — однако же случилось! Сейчас, в прошитой топотом ночи, все было возможно: от былой определенности не осталось и следа.
На рассвете мы вышли к воде. Ни впереди, ни позади уже не было человеческого жилья, только поросшая травой равнина да редкие валуны, похожие на пасущихся сестер. Напившись, мы продолжили путь не торопясь. Дикая трава была на диво сладка; даже сорванная, она некоторое время продолжала жить. Бууруундуунхууробуум больше не пела: нас не требовалось подгонять, мы набрали отвагу, как лавина набирает инерцию, и остановить наш ход было невозможно.
В движении прошел день, потом еще и еще. Миновала ночь нестерпимой жажды — мы упорно шли по прямой, пока не показалась широкая ясная река; там мы искупались, а потом стояли на отмели, и вода струилась блаженством по нашим спинам и плескалась в животах. Когда мы утолили жажду и укротили вызванный ею страх, Бууруундуунхууробуум объявила:
— Теперь уже недалеко.
Мы и сами чувствовали: ниже по реке зудело и ворчало под землей темное движение, от которого становилось не по себе.
— Мы пойдем прямо туда? — спросила Гууролуумбуун.
— Сами они его нам не выведут, — ответила Бууруундуунхууробуум, наша мать.
Мы некоторое время шли, обдумывая эту мысль. Затем королева сказала:
— Сделаем так. Вступим в город, как будто нас ведут человечки, — и тогда ни у кого не возникнет подозрений. Пойдем гуськом, уцепившись хоботами за хвосты, замедляя шаг в узких местах. Двигаться надо осторожно, потому что запах Пиппита может затеряться среди запахов мяса, рынка, кожи и тому подобных вещей. Если не потеряем самообладания, если будем держать строй и никому — слышишь, Гууролуумбуун? — ни человечкам, ни их собакам — никому не позволим нас напугать, — тогда все получится.
— Будь по-твоему, королева, — отвечали мы.
В город решили войти с первыми брызгами рассвета, когда замирают запахи и стихает суета. До тех пор ждали за стеной, в нехорошем месте, среди мертвой вони и птиц-трупоедов. Их атаманша села на мусорную кучу и деловито осведомилась:
— Больные есть?
Хлууробнуун заворчала в ответ — слишком низко для птичьих ушей.
— А беременные? — не унималась атаманша. — Беременные есть? Малыша никто не подарит? А то, вишь, какие толстые!
Бууруундуунхууробуум махнула хоботом, и птица отскочила, каркнув:
— Уж и спросить нельзя!
— Отвратительно, — сказала Хлууробнуун.
