В коляске на пути к дому Рудаков всю дорогу ворчливо ругал меня, под конец смилостивился, простился за руку. Приказал рано поутру поднять Толю, Степана и быть к поезду точно за пятнадцать минут до отхода.
— Я тоже с вами поеду, захотелось что-то порыбалить, — сказал Рудаков. Непривычный ко лжи, да еще перед мальчишкой, он при этих словах смотрел куда-то в сторону и поверх моей головы. Я сразу понял: они с Пастуховым решили убрать нас таким хитрым способом из Коканда. На всякий случай, спокойнее будет. Я про себя усмехнулся, очень довольный, что проник в их замыслы. К этому примешивалось и тщеславие: значит, я важная персона, если меня сопровождает в кратковременное и приятное изгнание сам Рудаков! С полным достоинством я пожал его жесткую руку и удалился, уже нисколько не жалея, что побывал в ЧК.
Рудаков действительно поехал с нами. Часам к десяти следующего дня мы были на мосту и сразу отправились копать червей. На кухне дали нам кусок мяса, его не требовалось протушивать, оно и так изрядно попахивало. Вопреки утверждениям Пастухова сомята на мясо не брали, зато бойко брали на червя. Рудаков не пошел с нами на рыбную ловлю, отговорился делами. Вернувшись к вечеру, мы его уже не застали: он уехал на мотодрезине, присланной за ним из Коканда.
Командир мостовой охраны сказал, что мы должны пробыть на мосту в его подчинении три дня и чтобы даже не думали удрать с поездом. Он приказал нам каждый вечер при прохождении кокандского поезда быть у него на глазах.
— Да, — сказал Толя, когда мы вышли от командира. — Теперь я понимаю — нас под видом рыбалки просто выперли из Коканда.
— Не доверяют, — мрачным голосом отозвался Степан. — Боятся, что мы растреплемся. Или пойдем на кладбище поглядеть. За шкетов считают.
Я промолчал, густо покраснел и благословил полутьму. Он всегда обо всем правильно догадывался, этот Степан Поздняков, ну прямо как в чистую воду глядел!
По возвращении домой нас ожидала важная новость — арестовали Павла Павловича Смолина. В поселке никто не понимал, за что.
Мы прокрались на кладбище к могиле — винтовок и патронных ящиков не было. Пошли к дому Смолиных. Ставни были закрыты. Вышла Катя, зачерпнула ведром воды из арыка и опять ушла. Больше я ни разу ее не видел — она засела дома и никуда не выходила. На ее место в больницу приняли другую регистраторшу.
Через три недели по городу был расклеен список лиц, расстрелянных ЧК за контрреволюционную вражескую деятельность. В этом списке значился и Павел Павлович Смолин.
