Увидев, что я вот-вот начну отпираться, она быстро добавила:
— Я вовсе не хочу сказать, что вакуум создан вами или вашими друзьями. По-моему, Тереза создала его сама!
Дженис замялась, словно не зная, можно ли мне довериться. Вдруг она наклонилась вперед, ссутулилась и поспешно заговорила:
— Фран, подумайте вот о чем. Друзей у нее не было… гости к ней не ходили… Она не рассказывала о прошлой жизни, не пыталась подружиться, сблизиться с остальными… Очень похоже, что она от кого-то пряталась, скрывалась.
Я подумала над ее словами и пришла к выводу, что она, возможно, права.
— Она старалась не оставлять за собой следов, по которым ее можно было бы найти, — увлеченно продолжала Дженис.
Я поняла, что это ее любимая версия, и решила сыграть роль адвоката дьявола:
— Но ведь кто-то все же выследил ее! И нашел…
Говорила я уверенно, но мне было не по себе. Я чувствовала себя виноватой. Мне и в голову не приходило, что Терри кого-то боялась и, живя с нами, все время дрожала от страха. Ей нужно было помочь, а ведь никто из нас не протянул ей руку помощи! Правда, испуганной она не выглядела. Хотя я и не пыталась заглянуть за фасад, который она показывала нам. Ну ладно, от Нева и Фитиля трудно ждать помощи, у Деклана были свои проблемы, и он ушел. Но я могла хотя бы выслушать ее. Я могла бы попытаться хоть как-то ее поддержать!
— Мне не хотелось с ней дружить, — сказала я вслух. — Она жила с нами, но была для нас чужой.
Истинная правда, хотя я сама только теперь поняла это.
Дженис с трудом встала:
— Спасибо за кофе. Я еще заеду к вам.
Когда она ушла, я впала в еще большее уныние. Оказалось, что мне жаль Терри, хотя раньше я совсем не жалела ее. И собой я не гордилась. Жалеть ее надо было раньше!
Мне показалось, что я в долгу перед Терри. Я не помогла ей тогда, но, может быть, могу помочь сейчас. Знать бы, с чего начать! Я много думала, но так ничего и не придумала.
Ганеш приехал за мной в фургоне и отвез на наше прежнее место, у реки. Мы уселись на бетонную плиту, стали смотреть на Хрустальный город на том берегу и на чаек, которые вились над кучами мусора.
Ган сказал:
— Я написал стихи… о ней, о Терри.
Ган — хороший поэт. Правда, свои стихи он читает только мне да еще изредка Безумной Эдне. В последний раз Эдна заявила, что стихи ей очень понравились; не хочет ли он положить их на музыку?
— Я же не какой-нибудь паршивый Ноэл Коуард![10] — буркнул в ответ Ганеш.
Поэтому теперь он читает свои стихи только мне; он прочел мне стихотворение о Терри. Странно было слушать, как он читает, потому что он не знал ее, как и я, и у него не было оснований чувствовать себя виноватым, как я. Но похоже, он испытывал те же чувства, что и я, только выразил их лучше, поэтичнее, что ли.
