Впервые она заговорила не как сотрудница полиции. Ей в самом деле хотелось что-то узнать, для себя лично. Может быть, именно поэтому я и не отказалась ответить.
— Хоть какая-то крыша над головой… А историю моей жизни вам знать необязательно. Я стала бездомной. Уверяю вас, потерять жилье гораздо проще, чем вы думаете.
— Расскажите! — не сдавалась она.
— Родственница, с которой я жила, заболела. Ее надолго положили в больницу. Поскольку нанимательницей квартиры была она, а не я, домовладелец меня выставил.
Я говорила правду, однако не посвятила ее в то, как все было на самом деле. После смерти папы мы с бабушкой Варади остались одни. Через какое-то время сознание у нее начало путаться. Наверное, она так и не смогла пережить папину смерть. Бабушке казалось, что отец еще жив… Хуже того, меня она начала звать Евой — так звали мою мать. Она как будто забыла, что мать ушла.
— Ева, Бонди сегодня придет поздно, — бывало, говорила она. Уменьшительным «Бонди» она называла отца. Его полное имя было Стефан.
А еще она стала просыпаться среди ночи, думая, что уже утро, и разгуливала по дому в одной ночной рубашке. Стала в таком виде выходить на улицу. Врач устроил ее в дом престарелых. Будь моя воля, я бы ни за что не позволила поместить бабушку Варади в такое жуткое место, но ничего и никогда не получается, как хочешь. Я бы с ней не справилась. Она перестала меня узнавать. Проведя с полгода в доме престарелых, она умерла там во сне. К тому времени меня уже выгнали из дому, и я кочевала с места на место.
Дженис я сказала:
— Слушайте, работа у меня была, и не одна. Но, когда работодатели узнают, что у тебя нет постоянного места жительства, от тебя стараются побыстрее избавиться. Или пользуются своим положением и навязывают мизерную зарплату. Тебя выпихивают из системы. Приходится драться, чтобы просунуть ногу в закрывающуюся дверь.
— Кому вы рассказываете! — кивнула она. — Любая система выталкивает тебя, и втиснуться назад удается лишь силой. Попробуйте, к примеру, стать сотрудницей уголовного розыска.
В ее словах была доля истины, но мне не хотелось, чтобы она решила, будто я жалуюсь. Так я ей и сказала.
— Когда-нибудь я изменю свою жизнь, устрою все по своему желанию! Но для начала надо разобраться с этим убийством.
Дженис кивнула, взяла кружку и отпила глоток.
— Я сейчас как раз развожусь, — неожиданно призналась она. — Так что, поверьте мне, прекрасно вас понимаю. Когда-нибудь потом я забуду, что сейчас переживаю, и жизнь наладится. А пока… — Она склонила голову над кружкой.
