Окажись поблизости случайный путник - вмиг разнесётся, как пожар лесной, молва об очередном демонском шабаше в Тимильских лесах. Кому выгодно, приплетёт сюда и Вайрику-ведьму: вот уж в точку!
Пусть их... дети запуганные, неразумные.
Бесшумно отставил чашу отец Одольдо; огни свеч полыхнули в глазах его - золото в золоте. Смотрел пристально... нет, не на Иммер - на Сиарам. Сожалел ли, что во время оно не сошёлся ближе с Бариолиной старшей сестрой, с Виальдой-менестрелем?
Увы, и теперь невозможно заверить его: мол, не безвозвратно шанс упущен, до Второго Рождения лишь...
- Спели бы вы нам, Сиарам, - попросил кротко отец настоятель.
И ударили пальцы по струнам; и голос - молодой, тяжкими годами не надломленный - завёл песню. Разумеется, песню Виальды...
Я не могу тебе помочь,
Хоть я - всё та же.
И снов, увиденных за ночь,
Не перескажешь.
То яд мерещится, то нож
Во мраке душном.
Ведь ты меня не позовёшь -
Из равнодушья...
Напряжённо, вперёд подавшись, внимал Одольдо. Заметно было: слышит - впервые.
- Это посвящено... - Голос прервался в повисшей тишине.
- Элиару Арзуасскому, - ответила, как отвесила, прямодушная Сиарам.
- Мерзавцу, предателю, что Виальду эшафоту обрёк?!
И опять осёкся преподобный отец - на грани срыва в прошлое.
Некогда - вскоре после того эшафота - не пожалел молодой брат Одольдо, в миру эркассар Лэйлский, ни средств скудных, ни связей прежних: вендетту тайную свершил. Но, видно, доселе горчит, саднит, жжёт его одна мысль: поздно... Изредка - вот как теперь - внезапной вспышкой прорывается.
Что ж, зато на своём опыте познал отец Одольдо, сколь бесплодна месть. Ибо не вернёт она ушедшего, но лишь изранит душу до конца дней.
И ещё лист пергамента лёг на стол, поверх прежних.
- Я записала песню. Для вас, отче - невозмутимо, одну на двоих тайну оберегая, молвила Сиарам.
Пробуждение было мгновенным, острым, ослепительно-беспощадным - подобно верному удару меча, что переносит душу из мира бренного в мир вечный. Что почувствует душа в тот краткий миг? и осознает ли необратимость перехода? Миг возврата от сна к яви - нет, не осознала; и не была ещё охвачена неизбывным разочарованием. Ибо в глазах - уже распахнутых - по-прежнему стояло...
...Ночь. Глухая ранаирская полночь. С освежающей после дневного зноя прохладой и с плотной, бархатной чернотою; со звёздами крупными и кристально-чистыми, как самые драгоценные каменья; с редкими, трусливыми воплями пустынных тварей где-то в отдаленье, за барханами. И всё это - на фоне бесчисленных, таинственно-тревожных вздохов-шорохов-шелестов... какой же кантор от века управляет этим многоголосым, неумолчным хором? не иначе, сама Неизвестность? И смутно белеют ближайшие шатры соратниц и соратников; и на краю лагеря, над дотлевающими углями бывшего костра, двое часовых давно и мирно клюют носами. Эх, нерадивые! а ну как совсем угаснет огонь-хранитель? а ну как передовой отряд язычников сиргентских натолкнётся на нас?!
