- Леру, Леру, успокойся, - зашептала горячечно, гладя его волосы. - И довольно тебе пить. Я антилопу кадэру добыла, знатный ужин подадут. Забудь ты сестру Вайрику, гнева твоего не стоит она...
- Оставь! - Дарген грубо оттолкнул её руки, выпрямился с натугой. - Участия от тебя не жди. Ступай к своему Одольдо, с этой местью без тебя разберусь. Ужинать не стану, не зови даже.
И, опрокинув скамью, потащился восвояси; швыряло его, как челнок рыбака в бурном море. Услышала ещё Лафима, как он сипло, икая, орёт на лестнице: "Ещё вина мне в опочивальню, Тьма вас всех забери, дармоеды!"
Сама, не зовя прислуги, Лафима вернула скамью на место. Устало присела, рассеянно взяла кубок мужа - там оставалось ещё вино - и залпом осушила, не заметив вкуса. Какой демон дёрнул её - не остаться на пиру у Одольдо? Долг супружеский? Совесть? Или...
- Священное Пламя! И почему я доселе люблю этого безумца...
На всех докосмических планетах существует нищета. В какие-то эпохи её больше, в какие-то - меньше; но окончательно эту болезнь исцеляют лишь Контакт и Реформа. Иногда она откровенно бросается в глаза; кое-когда её замалчивают оголтело; порою - внешним благополучием, материальным достатком тщатся прикрыть ужасающее духовное убожество. И всегда - обманутые и ограбленные люди, целые народы, в конечном итоге - разорённая планета. Таков путь Истории. Не изведав нищеты - не оценишь изобилия, и - главное! - не выучишься разумно им пользоваться.
Доказательство от противного - основной метод прогресса.
Суламифь Драгобич, историк, была коротко знакома с нищетой. С материальной и с духовной, с неприкрытой и со скрытой. По историческим материалам, по школьным экспедициям во времени; по спецподготовке своей, ещё до непосредственного назначения. И понимала, и принимала, и сознавала необходимость-целесообразность... до поры.
Оказалось, одно дело - изучать хроники. И совсем иное - своими ногами идти через портовый квартал. Мимо немыслимых трущоб, невесть каким чудом ещё не рухнувших. Мимо истощённых, оборванных, болезненных ребятишек, детства не знающих. Мимо родителей, битых-перебитых суровой планидой своей, искорёженных непосильным трудом, озлобленных, издёрганных, по-звериному на всё готовых, лишь бы сохранить жизнь и потомство. Мимо обрывков разговоров, мыслей - сплошь о нужде беспросветной, голоде, недугах, смертях; иной раз и о грабеже, контрабанде, подкупе, убийстве. Мимо удушливой вони нечистот, а порой и приторного трупного запаха: то ли недоедание кого подкосило в грязном закоулке, а может, погребено здесь и преступление. Мимо, мимо, мимо...
