В дверь постучали. В последний момент Суламифь поймала себя на непроизвольном желании - отомкнуть замок посредством телекинеза. Опомнившись, вышла навстречу гостю. Даже наедине с Хью едва ли разумно демонстрировать свои "колдовские" способности столь открыто.
Некто в кольчуге и шлеме с опущенным забралом шагнул в келью. Тщательно задвинул засов, стащил шлем, открыл лицо - юнец безусый, почти мальчишка. Пригладил ладонями каштановые, до плеч волосы; широко улыбнулся.
- Святой Эрихью храни тебя, Вайрика. Я вовремя?
- Знаешь ведь: матушка в отъезде, - обнадёжила Суламифь.
- Являться сюда в её присутствии - самоубийство. А самоубийство - грех. Не станем лишний раз гневить Единого. Без того многогрешны, верно, Вайрика?
Лёгким движением брат Эрихью - в миру фер Барнел, шэммун-наследник - бросил в шлем кольчужные перчатки, аккуратно пристроил всё это на проржавевший крюк у двери. Суламифь улыбнулась в душе. За что полюбила она молодого элкорнца - на то причин множество; отчасти - и за аристократически-небрежное изящество манер, коему он был верен неизменно. Даже теперь, когда, по неведомым миру соображениям, укрылся от означенного мира в монашеском ордене имени божественного своего покровителя - святого Эрихью Первопророка.
Непростительная слабость для наблюдателя?
Пусть так.
- Разумею, - ещё более философски заключил гость, - что мужчине куда безопасней встретиться на ристалище с дюжиной противников разом, нежели с одной матушкой Бариолой в стенах её монастыря. Существуют менее болезненные пути в Чертоги Горние... Впрочем, о драконах ни слова.
- Полно, Хью. Проходи, присаживайся.
Объятье и долгий поцелуй были ответом наблюдательнице с Земли. Чистый, ничем не замутнённый миг свиданья, когда нет ни опекунов, ни подопечных, ни стены Закона о невмешательстве между ними. Есть лишь извечное таинство - священнейшее из всех, ибо равны перед ним и конфедераты, и докосмические.
- Как всегда, доспех между нами, - шёпотом посетовал Эрихью.
- Эх, наша жизнь военная, кто был - того уж нет, - отшутилась Суламифь стихами. - Поднимем чаши пенные, как завещал поэт.
Очень нежно убрала она с лица любимого непокорную волнистую прядь. Усадила юношу рядом с собой на грубо сколоченную лежанку, покрытую лишь тощим соломенным тюфяком.
- Кстати о ристалищах, - вспомнил Эрихью. - Точнее, о нашем ежегодном турнире в столице. Знаешь ли ты, что орден выставляет меня одним из зачинщиков?
