Отыскав глазами Эрихью, землянка ободряюще улыбнулась ему. Смущало напряжённое, до оцепенения, лицо его; но Суламифь понимала - суд перешёл к пункту обвинения, для него особенно болезненному. Не исключено, что некто оговорил её перед ним; всего вернее - сама Бариола. Бедняга, сам он, поди, чувствует себя сейчас подсудимым.
Впрочем, недолго терпеть осталось. Рано или поздно окажутся исчерпанными все наветы, и получит она возможность восстановить справедливость, и прекратит нравственную пытку над ними обоими. А там - только дождаться конца назначения (сроки, вероятнее всего, будут свёрнуты ввиду чрезвычайных обстоятельств); и оба они унесутся к звёздам, и не найдётся во вселенной силы, способной их разлучить.
Публика в амфитеатре не прекращала шушукаться. Не укрылось от Суламифи, как престарелая Владычица, в уединённой своей ложе, кивает задумчиво. Что ж, речи подсудимой и вправду звучат для неё - проповедью? Волей, неволей ли, но пришлось поманить лучших из подопечных своих иллюзией Второго Пришествия, просветлённой печалью вечных истин?!
Правы Наставница, и брат, и Джошуа. Не так, как подобает наблюдателю-профессионалу, вела она себя здесь. С самого начала - не так. Но как иначе - на грани человечности?!
- Однако суд располагает неопровержимыми свидетельскими...
Речь обвинительницы сметена была, как стихией, новым голосом, звенящим от гнева и боли.
- Опомнитесь! Прекратите немедля сей гнусный фарс! Слепцы, неужто не разумеете вы, что повторяете судилище постыдное над самой Пророчицей?!
Шпоры выбили искры из мраморных плит, и в центр зала не вошёл - ворвался тот, кого менее всего ожидали.
- Одольдо!
С улыбкой ничем не омрачённой радости потянулась Суламифь навстречу ему, поверх барьера, ограждающего подсудимых от остального зала. Пожатье рук, в латные перчатки закованных - самое тёплое, самое дружеское в её жизни.
Из своей ложи, среди нависшего оцепененья, с достоинством поднялась Владычица.
- Преподобный отец! извольте соблюдать порядок в суде...
- Что для Вашего Святейшества существенней: буква закона - или дух его? - вопросил Одольдо сурово.
И улыбнулась Владычица, и простёрдла для благословенья длань свою. Не выпуская руки Суламифи, Одольдо обернулся к собранию.
- Я утверждаю: дева сия не повинна ни в чём, помимо мудрости своей, благородства и доблести! И я требую Вышнего Суда для неё!
Взгляды лишь двоих из всего зала не были устремлены на обвиняемую и на её нежданного и неукротимого защитника. Матушка Бариола - первое смущение минуло тотчас - ликовала в душе. Сам же Одольдо всаживал серебряный кинжал в сердце возлюбленной своей колдуньи - экая гримаса судьбы! Достало ума у обоих - нежное свиданье устроить привселюдно. Только последней этой искры недоставало для наивного брата Эрихью.
