Помолчав многозначительно, она возвысила голос.
- Несомненно, потребует посланница Тьмы - разрешенья дела силой оружия. Всем ведома богопротивная колдовская мощь её. Потому должно вызов её принять воину истинно и свято верующему, отмеченному особой печатью благодати Единого. Воину В Белых Доспехах, о коем в Писании сказано! Ибо воистину Последняя Битва грядёт!
Потускневший взор юнца был намертво к её лицу прикован. Пустые глаза, опустошённая душа.
Чистый лист: пиши что заблагорассудится, и всё будет исполнено беспрекословно.
- Боюсь, не постигнуть мне всю глубину мудрости вашей, преподобная мать...
- Слушай же, - жёстко, без околичностей отчеканила Бариола. - Вызов её примешь ты.
- Матушка?!
И отшатнулся Эрихью; ужас словно на миг прояснил ум его.
- Я... не сделаю этого!
- Сделаешь, - возразила Бариола с ледяной убеждённостью. - Ты - солдат Веры; тебе ли оспаривать волю Всевышнего Судии, когда Он избирает и призывает тебя?
И вновь - страх; но теперь - не к бунту, к послушанию склоняющий.
- Завтра суд состоится, - подытожила матушка; руку для благословенья простёрла. - Да пребудет с тобой отныне молитва моя и благодать Единого. Да утвердишься ты в Вере Истинной, и да исполнишь назначенное тебе с сердцем бестрепетным. Ступай же и молись, дитя моё!
И когда покорно удалился он, едва с засовом совладав, и когда дверь за ним захлопнулась - Бариола дрогнула углами губ. Марионетка. Только бы ниточки никто не перехватил. Да полно - кому бы? Одольдо вернётся, когда всё будет кончено. Возлюбленная его ведьма - та будет одна стоять против всей Церкви Святой, враждебной либо просто равнодушной к непостижимой её праведности. И свершится возмездие; и неотвратим будет последний удар.
Ибо для праведников нет ничего убийственней предательства.
- Медитируем, достойная этшивин? На небо в клеточку, на друзей в полосочку?
Рыжеволосая женщина без возраста, с крупным энергичным лицом, со знакомой суховатой иронией, материализовалась напротив обрешеченного оконца. Вахишта Юэ-Лисса. Старейшина. Наставница.
- Сидишь? - ещё раз обратилась гостья.
- Что ещё остаётся, Учитель, коль скоро я не желаю сорвать назначение. Присаживайтесь и вы. Простите за неуют - вина не моя.
Слабо улыбнувшись, Суламифь потеснилась на сыроватой каменной лежанке. Вахишта не заставила себя упрашивать.
- Пустое, девочка. Приходилось и похуже.
Охотно можно поверить - отметила Суламифь по привычке. Прошлое Наставницы - как, в известной мере, и её настоящее - овеяно было таинственностью, довольно странной для прирождённых конфедератов.
