Мужчина в замасленном комбинезоне копался во внутренностях старой «Победы».
Дворник в зеленой форме и черном фартуке лениво махал метлой, словно делал одолжение.
Слева от подъезда красовался оливкового цвета «Ягуар».
Рядом на стульчике сидела женщина и вязала, изредка поглядывая на машину. Иногда она взмахивала руками, отпугивая голубей, норовивших присесть на крышу дорогущего автомобиля.
Вероятно, он и принадлежал академику Курушину. А женщина у подъезда — та самая консьержка, которая обнаружила его мертвое тело.
Джулия выбрала скамейку напротив подъезда, где произошло кошмарное убийство, извлекла блокнот из кармана куртки. Она листала записи, освежая в памяти имеющую отношение к убийству информацию. Когда она перевернула лист блокнота, из него вывалилась газетная вырезка. На фотографии был тот самый подъезд, напротив которого сейчас находилась Джулия.
— Интересуетесь покойником?
Джулия вздрогнула, услышав над собой резкий голос. Она подняла голову и увидела девушку лет восемнадцати, среднего роста, с толстой косой каштанового цвета. Вероятно, от того, что волосы были забраны назад, глаза девушки казались огромными. От Джулии не утаилось то, что в глубине этих глаз поселилось глубокое горе, от чего они казались безмерно печальными.
— Вы из газеты? Или из милиции?
— Нет, я…
Джулия не успела закончить. Собственно говоря, она даже не знала, что и сказать, а поэтому замешкалась.
— Значит, из газеты, — решила почему‑то для себя девушка. — Очень кстати…
Она присела рядом, устроившись на самом краешке скамейки, словно собираясь в любую секунду сорваться с места. Во время всего разговора с Джулией она ни разу не взглянула на нее, а неотрывно смотрела на подъезд.
— Как называется самая главная журналистская премия? Не знаете? Пулитцеровская вроде… Да ладно, не важно! Зато я знаю, что вы ее точно получите.
— Откуда у вас такая уверенность? — Джулия решила не разочаровывать собеседницу, справедливо предположив, что та может оказаться бесценным свидетелем.
— В нашем роду все страдали избыточной самоуверенностью, — заявила девушка, не отводя глаз от подьезда. — Вот и отец мой, Матвей Курушин, тоже был страсть как уверен в себе и во всем, что делает.
— Академик Курушин — ваш отец?! — воскликнула Джулия.
Девушка уловила недоверие в голосе «журналистки» и рассмеялась странным, хрипловатым и нервным смехом. Ее словно душили спазмы, с которыми она отчаянно боролась, держась до последнего.
— Вы, разумеется, потом наведете справки, — сказала Курушина–младшая. — Мне некогда болтать, время идет.
