— В документике у меня одном забавном, записано С. С. Брюхоненко. Понял?
— Понятно.
— Махнул на Украину, потому что помнил о тракторе «Запорожецъ» и месте его создания. Подумал, что энтузиасты местные могут в фельдшере нуждаться. Так оно и вышло. Вот, месяц как работаю тут в медпункте. Помаленьку обрастаю связями, оборудование медицинское частью делаем, частью меняем на продукцию завода. С пару недель обнаружил твои следы — журнал «ТМ». У одного рабочего увидел, ему родственники из Киева прислали. Поговорил с главинженером, он тут заправляет, и решили эти журналы выписать. Так я о твоих художествах узнал.
— Сразу понял, что «ТМ» — моя?
— Конечно! Я же этот журнал в детстве выписывал, и год начала его издания помню, он в каждом номере на первой странице упомянут! А тут вдруг с таким же названием журнал на десять лет раньше выходить стал!
Алексей замолчал, раскуривая самокрутку.
— Что дальше делать будешь?
— Поработаю, накоплю деньжат, авторитета и документиков, а затем — рвану в Америку!
— Куда-куда? Там же скоро кризис будет!?
— Кому кризис, а кому — шанс стать миллионером! Есть у меня план…
— А вернутся к себе?
— А что меня там ждёт? Эти уроды не отстанут, а я и тут увидел, как устроиться можно… Да так, чтобы и на хлеб хватило, и на яхту и дворец персональный, и грабить особо никого не надо!
— А родине помочь?
— А почему нет? Можно. Но не как у Термена вышло! Не знаю, насколько либерасты из нашего времени наврали, но если даже часть того, что про ГУЛАГ у Шаламова написано, правда, жить здесь я не хочу. Чего я здесь добъюсь? Максимум — госдачи и служебного авто. А вот за бугром…
— Там тоже проблемы есть. И ты не суди о них по своему немецкому опыту…
Алексей снова замолчал.
Бронштейн, который слышал разговор двух пришельцев, находился в состоянии, которое лучше всего характеризует слово «ступор». Вдобавок, к ошеломлению прибавилось постепенно охватывавшее разум чувство разрушения рассудка. Или «разрыва шаблонов», как говорил Макаров.
Внезапно, сознание Бронштейна померкло. Словно разряд электротока прошёл через голову.
Мирно куривший доктор поперхнулся дымом сигареты и стал медленно заваливаться на бок. Его лицо посинело.
Мощнейший ментальный удар вывел Бронштейна из ступора. Подпрыгнув от неожиданности, он посмотрел на бъющегося в конвульсиях Алексея-Брюхоненко, и окончательно стряхнув с себя морок, рванул к дому, где жил второй пришелец, за подмогой.
Хрипящего доктора втащили во двор, обдали холодной водой из ведра. Тот затих, лишь частое прерывистое дыхание свидетельствовало о том, что он ещё жив.
